Таким образом, тема «костей» святителя Петра, положенных в Москве, есть иносказательное выражение мысли о том, что Москва – место, избранное Богом, своего рода новая Земля Обетованная. Идея богоизбранности Москвы и рода Ивана Калиты (четвертого из сыновей Даниила!) принадлежит к древнейшему пласту московской публицистики. Митрополит Петр, вполне входя в политические расчеты московского князя, дал свое согласие на это исключительное дело. Жития инициативу всего этого исключительного замысла приписывают митрополиту для того, конечно, чтобы придать ему наибольший оттенок провиденциальности. Своим переселением в Москву митрополит Петр, конечно, много способствовал возвышению московского княжества. Он умер с 20 на 21 декабря 1326 г., в котором, как принято считать, была заложена Успенская церковь. Однако источники не позволяют исследователям окончательно решить вопрос о времени закладки Успенского собора. Раннюю дату (1325 г.) косвенно подтверждают и календарные наблюдения (4 августа 1325 г. было воскресенье – обычный день для церемоний по закладке храмов). В пользу более ранней закладки собора свидетельствуют также исторические факты. Лето 1325 г. для князя Ивана Даниловича было относительно спокойным. Его главный враг Дмитрий Тверской находился под стражей в Орде за убийство Юрия Даниловича Московского в ноябре 1324 г. Ни нашествия татар, ни нападения тверской рати в этих условиях ожидать не приходилось. Можно было заняться мирным делом – строительством храма. Иное дело – лето 1326 г. В Москве знали, что Дмитрий Тверской казнен 15 сентября 1325 г. в Орде за убийство Юрия. Теперь следовало ожидать нового торга с тверичами за великое княжение Владимирское. Ивану Даниловичу остро были нужны деньги для улаживания дел в Орде и на Руси. В такой обстановке Иван Калита был, конечно, менее всего расположен к расходам на постройку каменного храма. Да и сам факт постройки князем каменного собора мог быть истолкован как доказательство утайки собранных для Орды денег. Именно в этом обвиняли в 1318 г. ордынские судьи Михаила Тверского. Время требовало крайней осторожности в проявлениях даже относительно благополучия. Князья прятали свои деньги в епископской или монастырской казне, защищенной от посягательства священной для монголов ясой Чингизхана. По-видимому, новгородские летописи наиболее близки к истине: митрополит по существу выступил заказчиком Успенского собора в Москве. Вопрос заключается в другом: какие мотивы руководили Петром в его заботе о постройке Успенского собора и устройстве в нем своей гробницы? Очевидно, что этой акцией он хотел превратить Москву в постоянную резиденцию митрополита Киевского и сея Руси. Но было бы наивно приписывать это намерение лишь расположению святителя к благочестивому князю Ивану. Петр был, прежде всего, человеком церкви, единомышленником сурового аскета патриарха Афанасия и заботился о сохранении единства Русской митрополии и в этой связи должен был так или иначе решить вопрос о ее новой столице. Митрополит должен был принять очень ответственное решение, с которым он до последней возможности медлил, опасаясь, что однозначная ставка на один из городов вызовет недовольство всех остальных и может привести к новым смутам и даже расколу митрополии. Решение митрополита Максима о переносе кафедры из разграбленного татарами Киева во Владимир-на-Клязьме было явно неудачным: Владимир сам в ту пору недалеко ушел от Киева по части благополучия и безопасности. К тому же географически Владимир находился слишком далеко от Юго-Западной Руси. Тверь отталкивала Петра не только по политическим мотивам, но и в силу ее удаленности от Киева, отсутствия удобных путей туда. Из прочих претендентов речь могла идти только о Москве или о Брянске, который был слишком беспокойным местом, в чем Петр лично убедился весной 1310 г.