Памяти Фридриха Григорьевича Овсиенко

Среди его диссертантов было немало священников, которым не мешало его атеистическое мировоззрение. Не мешало оно и мне. Не мешало это и ему быть крупнейшим в России специалистом по католицизму. И хотя я не стал его последователем в научных изысканиях, все же именно ему я обязан успешной защитой своей диссертации. Он был замечательным научным руководителем, умел вдохновить и направить исследование в нужном направлении, и я хотел бы, чтобы его имя всегда стояло впереди, на титульном листе моих публикаций.

Он считал себя атеистом, был убежден в том, что попытки сделать естественные и, тем более, гуманитарные науки основой общественного устройства не являются проявлением одной из идеологий. На собственном жизненном опыте, собственной жизнью он доказал, что научное мировоззрение не мешает быть человеком нравственным, духовным и душевным, общительным и толерантным, не мешает быть верным другом, мужем, отцом и дедом, уважительным коллегой и наставником. Более того, именно обширные познания и твердые научные позиции позволяли ему в любой ситуации оставаться любящим, интеллигентным, душевным и отзывчивым человеком. Его человеколюбие было основано на том, что он видел ценность каждого человека безотносительно к каким-либо принципам и мировоззренческим критериям. Его интеллигентность и нравственная чистота заставляли и окружающих сохранять высокую моральную планку во взаимоотношениях. При нем невозможно было повысить голос, говорить глупости и пошлости, быть заносчивым и нетерпимым. Для него каждый человек был ценен не потому, что он имел определенный социальный статус или был верным последователем того или иного религиозного (или атеистического) учения, а потому что он был – человеком. Для него всегда был важен не принцип, а человеческая личность. И потому Фридрих Григорьевич Овсиенко был гуманистом в лучшем смысле этого слова.

Он был атеистом и не считал это для себя и для других зазорным, его не отталкивали религиозные убеждения других. Он мог признать правоту каждого, но, прежде всего, уважал достоверность той или иной информации, аргументированность и научную ценность обсуждаемой проблемы. Он не отрицал теологию как научную дисциплину, но требовал от ее адептов последовательности, а не уклончивых, лукавых формулировок. Он ратовал за разработку государственных стандартов по религиоведению, чтобы уберечь школьников и студентов от преподавателей, не имеющих специальной подготовки и выдающих собственное невежество за сумму знаний о религии.

Фридрих Овсиенко не был атеистическим мракобесом, не отвергал с порога религиозные нравственные ценности, не отшатывался от религии как от «пережитка прошлого». Он ее изучал, признавая в качестве социокультурного феномена, не противопоставлял науке и не утверждал, что наука и вера – вещи несовместные. Он был против навязывания той или иной идеологии, того или иного мировоззрения в качестве единственно правильного. Оставаясь всегда на одних и тех же научных позициях, Фридрих Овсиенко никогда не ограничивал творческие поиски своих студентов, аспирантов и диссертантов, не подавлял их попыток самовыражения и самореализации своим авторитетом и огромным багажом знаний. Он был сам личностью и ценил личность в других, способствовал обретению учениками уверенности в себе и в своем праве на свободу совести и волеизъявления.

Его упрекали за то, что он оставался на атеистических позициях, когда стало модным и выгодным заявлять о своей приверженности к православию или иной «традиционной» конфессии. Он был начисто лишен конъюнктурных, приспособленческих стремлений, и это обижало тех, кто легко менял свои принципы в зависимости от спроса. Это лишний раз подчеркивает его нравственность и дает возможность утверждать, что нравственность никак не связана с религиозностью. Ему не нужна была газетная шумиха, чтобы привлечь внимание к своей атеистической позиции, он не выставлял себя защитником интересов государства и общества, хотя и был профессором кафедры государственно-конфессиональных отношений Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации. В отличие от других воспитанников школы научного атеизма, принявших сан священника и рьяно выступающих в роли защитников Отечества и поборников нравственности, Фридрих Григорьевич Овсиенко был нравственным человеком еще и потому, что никого не обвинял и не осуждал, но был глубоко убежден в том, что основой безнравственности является не нарушение религиозных заповедей, а только невежество. Его жизнь и научная деятельность позволяют утверждать, что не внешние регуляторы поведения, навязанные где-то и кем-то, а внутренняя культура, присущая истинно образованному человеку, может быть показателем нравственности.

Он был философом. По складу ума, по уровню образования и профессионализму, по своему призванию. То, что называется «Божией милостью». Как философ, он не мог не определить свое отношение к жизни и смерти. Он был жизнерадостным оптимистом, однако не считал земную жизнь переходным этапом в лучший мир, не признавал страдание необходимым условием духовного становления, верил, что общество, которое основано только на приоритетах земной жизни, имеет право на существование, и что религия не должна быть основой общественного устройства, потому что религия всегда делит людей на тех, кто прав, и тех, кто не прав.

Я был его последним диссертантом. Без ложной скромности я видел и вижу в этом символический знак: он передал мне эстафету – быть его последователем в распространении знаний о религии, выступая при этом не в защиту атеизма или конфессиональных религиозных представлений, а в защиту самой религии как социокультурного феномена, как неотъемлемой части личной и общественной жизни, которая не может иметь никакой инструментальной цели и которая должна рассматриваться как самодостаточная духовная и нравственная ценность. На этом пути я, быть может, в чем-то стану противоречить убеждениям своего учителя, но я буду плохим учеником, если не смогу пойти дальше него. Как истинный учитель, педагог и ученый Фридрих Григорьевич Овсиенко понял бы меня. И признал бы мою правоту.

Он всегда останется для меня нравственным авторитетом, и я никогда не забуду его участия в моей судьбе. Именно благодаря его настойчивости и принципиальности как научного руководителя мне, в качестве соискателя ученой степени кандидата философских наук, удалось отделить «зерна от плевел» и выдвинуть на защиту свою диссертацию, в которой достаточно четко были разграничены такие понятия, как «религиозное образование» и «религиоведческое образование», «светское образование» и «знания о религии». Это было тем более важно, что сегодня смешивание этих понятий приводит к идее о необходимости создания единой национальной системы образования, в которой религиозному мировоззрению будет отдаваться ничем не оправданное предпочтение.

 
PR-CY.ru