Следуя заветам Чингизхана, его потомки повсюду в завоеванных странах оказывали покровительство местному духовенству. На Руси оно было освобождено от всех ордынских податей и повинностей. Русские митрополиты получали из рук хана особые грамоты (ярлыки), подтверждающие эти привилегии. Льготы распространялись не только на духовенство, но и на некоторые категории населения, связанные с церковью. В свою очередь, русское духовенство (от митрополита до сельского священника) было обязано публично, при всем народе молить Бога о благополучии ордынского «царя», находя оправдание этому унижению в Библии. Толкование «вавилонского плена» иудеев как Божьей кары, которой нельзя противиться, было использовано русским духовенством применительно к «ордынскому плену». Такой вывод был вполне естественным для человека Средневековья. Кроме того, «примиренчество» диктовалось и здравым смыслом: это был единственный путь к самосохранению народа. Москва искала расположения митрополита, но и митрополит имел все основания искать дружбы одного из сильнейших княжеских семейств. Он нуждался в энергичной поддержке светской власти. Одной из причин этого было широкое распространение в ту пору всевозможных неправославных вероучений и ересей. Одни из них шли на Русь с Запада, другие – с Востока, из Орды. Русской церкви приходилось напрягать все силы в борьбе с другими верованиями, и здесь она не могла обойтись без помощи княжеской власти. Митрополит Петр, в частности, противодействовал проповеди ислама на Руси. В это время при хане Узбеке ислам окончательно торжествует в Орде и становится ее государственной религией. Конечно, были попытки распространения его в «русском улусе». Согласно первоначальной редакции «Жития митрополита Петра», составленной вскоре после его кончины, митрополит однажды столкнулся с неким Сеитом, судя по имени – мусульманским духовным лицом. Одолев противника в споре, святитель проклял его. Когда произошел этот случай, источник не сообщает. Еще большую опасность, чем мусульманство, представляли для русского православия всевозможные ереси. В 1313 г. митрополит Петр должен был созвать поместный собор для осуждения взглядов новгородского протопопа Вавилы. Известие об этом событии (смешанное, впрочем, с сообщением о Переяславском соборе 1310 г.) содержится в «Истории Российской» В.Н. Татищева. По мнению историка Б.А. Рыбакова, это имеет отношение к древнерусскому публицистическому сборнику «Власфимия», в котором под видом «хулы на еретиков» содержится острая критика официальной церкви. По мнению Б.А. Рыбакова, новгородский протопоп Вавила, которого проклял митрополит Петр, «был одним из первых читателей (а может быть, и создателем?) полной, воинствующей Власфимии (1274–1312 гг.)». «Житие митрополита Петра» очень лаконично и наивно рассказывает о его приезде в Москву. Святитель много путешествовал, исполняя свой пастырский долг, учил слову Божьему и однажды попал в город, известный только своей «кротостью в смирении». Это была Москва. Здесь жил князь Иван Данилович, милостивый до святых церквей и до нищих, любивший святые книги, внимавший наставлениям духовенства. И святитель стал жить в Москве. Вероятно, Петр прочно обосновался на своем московском подворье лишь в 1322 г. Не нарушая кафедральных прав Владимира всецело, т.е. не имея возможности перенести оттуда резиденцию митрополии в простой удельный город Москву, он сознательно допустил, по крайней мере, ту вольность, что решился быть погребенным в Москве. Мотивы и обстоятельства этого решения митрополита Петра в его житиях представлены довольно неглубоко и неточно. Неточность заключается в той подробности, будто митрополит Петр пришел в Москву только при Иване Даниловиче (Калите), т.е. всего за год до своей смерти (Иван Данилович сел в Москве в конце 1325 г.). Однако факты свидетельствуют, что дружба митрополита с Москвой сложилась не так спешно, и его проживания в Москве начались гораздо раньше, о чем говорит в своем житии Киприан: «Начат больше иных мест житии в том граде» (т.е. митрополит Петр издавна проживал в Москве).