Согласно автору, то, что происходит с небесными телами, служит обоснованием и объяснением Крещения Господня: Христос крещается в Иордане, подобно тому как солнце, звёзды и луна омываются в небесном океане. Его крещение также сопоставляется со схождением во ад: Христос, крестившийся в Иордане, есть «Царь Небесный и Глава творения, Солнце восходящее, Который явился одновременно мёртвым во аде и смертным в этом мире». Наиболее подробно этот мотив раскрывается у Кирилла Иерусалимского, который связывает Крещение Господне с победой над дьяволом и смертью: «По словам Иова, в водах был дракон, могущий поглотить Иордан (Иов. 40:18). Итак, поскольку надлежало сокрушить главы дракона, Он, сойдя в воды, связал сильного, чтобы мы получили от Него власть наступать на змиев и скорпионов... Крещением [Господним] притупляется жало смерти». Это представление нашло отражение в последовании праздника Богоявления в современном богослужении Русской православной церкви, где в священнической молитве присутствует основанное на Пс. 73:12 прошение: «Ты Иорданския струи освятил еси, с Небесе низпославый Святаго Твоего Духа, и главы тамо гнездящихся сокрушил еси змиев». В гомилии «О крещении» (около 500 г.), сохранившейся под именем Александрийского епископа Евсевия, раскрывается мотив крещальной победы Христа над дьяволом, при этом автор делает ударение на том, что «Иисус принял крещение, чтобы упразднить силу вражию». Своим крещением Иисус даровал нам власть, чтобы «мы смогли попрать дьявола в воде». В святоотеческом богословии Крещение Господне часто рассматривается как образец христианского таинства крещения. Так, например, представленные в евангельском описании Крещения Господня схождение на Христа Святого Духа и откровение о Его богосыновстве становятся центральными темами в христианском крещении, где верующему преподаются дар Духа Святого и дар усыновления. Наиболее ранним примером такого осмысления служат слова Климента Александрийского, который говорит, что Крещение Господне указывает на «то же самое, что происходит и с нами... Через крещение мы получаем свет в душу, со светом получаем право на сыновство, с сыновством – совершенство, с совершенством – бессмертие». Амвросий Медиоланский связывает с Крещением Господним как освящение вод для христианского таинства, так и исцеление человеческой природы: «...Воды омылись кровью Христа, не знавшего греха, так что получили силу крестить». Погружение человеческой природы в воды со Христом в Крещение Господне должно побуждать к принятию таинства крещения: «…Если Христос принял омовение ради нас или, точнее, если Он омыл нас в Своём теле, то насколько ревностно мы должны смыть с себя наши грехи». Посредством Крещения Господня церковное таинство становится обязательным для всех последователей Христа: «Освятил крещение Иисус, крестившись Сам. Если Сын Божий крестился, то какой благочестивый человек может презирать крещение?» Связь между Крещением Господним и церковным таинством особо подчёркивалась в гомилиях на праздник Богоявления. Так, например, Григорий Богослов открывает праздничное послание в этот день увещеванием: «Христос крещается; сойдём с Ним, чтобы с Ним и взойти!». Феодор Мопсуестийский полагал, что в Своём крещении в Иордане Господь «предобразил символ того крещения, который мы принимаем по Его благодати». Однако, по мнению Иоанна Златоуста, Крещение Господне не было подобно ни еврейским омовениям, ни христианскому таинству: Христос «приходил на Иордан не для отпущения грехов и не для получения дара Духа..., потому что Он не был подвержен грехам, и... плоть Его не была непричастна Духу Святому».