В римских «Дигестах» сказано, что обычай имеет силу закона в таких делах, относительно которых нет письменного закона. Это положение повторено в византийских «Василиках» и у Антиохийского патриарха Феодора IV Вальсамона в его толкованиях на «Номоканон». Обычай, противоречащий закону, может быть признан только в том случае, когда в силу создавшихся обстоятельств не применяется сам закон. Так, вопреки правилу 11 Сардикийского собора и правилу 80 Трулльского собора миряне, не участвовавшие в богослужении три недели подряд, не подвергаются наказанию – основанием для неприменения этих правил служит принцип икономии. Особый вид обычая встречается в судебной практике. Если отсутствует соответствующий закон, суд может руководствоваться прецедентами, т.е. приговорами, вынесенными по рассматривавшимся ранее аналогичным делам. Труды известных канонистов служат вспомогательным источником канонического права. В римском праве мнения авторитетных юристов – responsa prudentium (советы мудрых) – имели значение источника права и вошли в «Дигесты», также и в каноническом праве мнения знатоков канонов приобрели большой авторитет. Их сочинения в виде ответов на вопросы, канонических трактатов или толкований на каноны стали включаться в церковно-законодательные сборники. Особым авторитетом в православном каноническом праве пользуются византийские канонисты ХII в. Алексий Аристин, патриарх Феодор Вальсамон, Иоанн Зонара, а также канонист ХIV в. иеромонах Матфей Властарь. В «Алфавитной синтагме» Матфея Властаря представлено точное описание иерархии правовых норм в зависимости от их материальных источников: «О чём нет писаного закона, в том следует соблюдать обычай и согласную с ним практику, а коли нет и его, нужно следовать тому, что имеет более сходства с тем, что мы ищем, а если нет и этого, то должны иметь силу мнения мудрых, и при том большинства». Таким образом, иерархия правовых норм такова: писаный закон, обычай и судебный прецедент, аналогия с существующим законом, мнения авторитетных канонистов. Источником права для церкви служит и государственное законодательство. В области внешнего права церкви, т.е. её правового положения в государстве, воля государственной власти является суверенным законодательным источником. Для православного правосознания признание за государством законодательной правоспособности по внутрицерковным делам обусловлено православием носителя такой власти. Это признание ограничено в том отношении, что глава государства в принципе никогда не признавался более чем мирянином. Византийские церковно-законодательные акты, подписанные иерархами и императорами или их представителями, имеют церковный авторитет в силу подписей епископов; государственная власть, скрепляя подписью эти акты, придавала им статус гражданских законов, обязательных для подданных. Что же касается церковно-законодательных актов, изданных государственной властью самостоятельно, то внутрицерковная правомочность таких актов обусловлена признанием их законности со стороны иерархии и православного народа. При этом предполагалось, что, будучи православным, законодатель, издавая тот или иной акт, действовал в строгом согласии с правилами церкви.