В самом деле, нравственный христианский закон, основанный на любви, является несравненно более важным началом в церкви, чем право, опирающееся на справедливость. Тем не менее, без правового начала было бы сложно представить жизнь церкви и взаимные отношения между её членами, которые регулируются не только нравственными заповедями и внутренними мотивами людей, но юридическими нормами, нарушение которых влечёт за собой применение санкций. На протяжении всей истории христианства встречаются идеи отрицания роли закона, в том числе у гностиков (см. Гностицизм), монтанистов (см. Монтан, ересеарх), павликиан, в Средневековье – у вальденсов, в эпоху Реформации – у Иоганна Агриколы, в Новейшее время – у ряда протестантских учёных (Э. Хирш, В. Элерт, Пауль Альтхаус). Влияние антиномистских идей исследователи обнаруживают и в трудах некоторых православных авторов, в том числе у ранних славянофилов (Константин Сергеевич Аксаков, Алексей Степанович Хомяков), которые видели причину разделения церквей в рационализме Западной церкви и усвоенном ею римском юридизме. Скептическое отношение к ценности права характеризует взгляды русского богослова и канониста ХХ в. протопресвитера Николая Николаевича Афанасьева. Признавая необходимость права для человеческого общества, а также его важность для государственно-церковных отношений, протопресвитер Н.Н. Афанасьев даёт негативную оценку последствий того, что он называет «проникновением права в церковную жизнь». С его точки зрения, со времени императора Константина I Великого церковь «получила мир, которого она жаждала и который был ей необходим, но он повлёк за собою помимо её воли преклонение под чужое ярмо – ярмо римского кесаря и римского закона. Произошло то, чего боялся апостол Павел, – смешение света и тьмы и участие верных с неверными», – и в подтверждение своих мыслей автор цитирует апостола: «Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Какое соучастие верного с неверными?» (2 Кор. 6:14–15). Таким образом, с одной стороны, право характеризуется как необходимый элемент «эмпирической жизни», но, с другой стороны, признаётся принадлежащим к области «тьмы» и к царству «Велиара». Между тем сама церковь по-иному оценила значение римского права и выразила принципиально иное отношение к его совместимости с основными началами христианства, что признаёт и Н.Н. Афанасьев, но в то же время видит в этом грандиозную катастрофу для церкви. Так, в «Corpus iuris civilis» императора Юстиниана I Великого вошли императорские законы начиная от Адриана (117 г.), и все они составили часть действующего права уже христианской Римской империи. Более того, римское законодательство, в том числе и времён императоров-язычников, было адаптировано церковью, отдельные положения его вошли в авторитетные сборники церковного права. Санкции, определённые церковно-правовыми нормами, по своему характеру не соотносимы с санкциями, применяемыми светской властью. Церковь не уполномочена своим Основателем принуждать кого-либо насилием, на что правомерную монополию имеет только государство.