Тем самым эллинизм подготовил почву для возникновения мировых религий, получивших такое наименование по широте и глубине своего воздействия на идеологию и культуру различных народов. Раннее христианство явилось итогом идеологических устремлений эллинистической эры. Оно удовлетворяло растущую потребность в монотеизме, исходило из представлений о ценности отдельной личности и ее внутреннего духовного мира, отразило идеи общности людей и их равенства. Новое учение было назидательно и конкретно. Ранних христианских проповедников вдохновлял пафос и способы убеждения пророков Ветхого Завета, и в то же время они свободно интерпретировали их доктрины под влиянием потребностей своего времени. Понятие царства Господня было освобождено от этнических рамок и преобразовано в некое подобие духовной общности. Социальные и политические ожидания будущего были переосмыслены с этических позиций, подчеркивающих роль индивидуальных усилий и личной ответственности.

Идеологический синкретизм эпохи способствовал вторжению в христианство восточной демонологии, иранских эсхатологических и дуалистических концепций, малоазийских и египетских культов умирающего и воскресающего бога, а как только вновь созданная религия проникла в среду диаспоры, она обогатилась греческими и римскими элементами. Этот синтез различных традиций, устный по форме и прагматический по духу характер первых христианских проповедей, определили и основные черты ранней христианской литературы. Авторы первого века христианства охотнее прибегали к поэтическим символам, чем к формальной теологии. Притчи и сентенции Иисуса в Евангелиях, эсхатология (т.е. учение о конце света) и мистика «Апокалипсиса» апостола Иоанна, поучения Павла в его посланиях апеллировали скорее к чувству, чем к логическому рассуждению, строились с помощью наглядных чувственных образов и в поэтическом стиле.

Евангелие от Марка сохранило некоторые особенности устной речи и колорита арамейского языка, послания же апостола Павла напоминают письма Эпикура, но более интимны и доверительны по тону. В том же духе, но с широким применением приемов эллинистической историографии составлены канонические «Деяния апостолов». Почти целиком в русле восточной эсхатологической литературы сложился «Апокалипсис» Иоанна, в нем возрождаются в христианской обработке вдохновенная речь и мистические озарения ветхозаветных пророков.

От литературы первых десятилетий христианства до нас дошел, прежде всего, Новый Завет. Слово «новый» как нельзя лучше передает эсхатологический историзм раннехристианской религиозности. Члены христианских общин чаяли космического обновления и сами ощущали себя «новыми людьми», вступившими в обновленную жизнь. Христианская теология привела себя в систему в формах греческого философского идеализма, т.е. на путях догматического богословия. Это означало, что в западно-восточном синтезе христианства победил западный элемент. Само слово «догмат» (как и слова «ересь», «ипостась» и т.п.) заимствовано из профессионального языка философских школ, а термин «теология» был некогда введен для обозначения так называемой «первой философии» еще Аристотелем. Эта характеристика христианской ортодоксии отчасти объясняет, почему она осталась явлением эллинистически-римского мира. Между тем на Ближнем Востоке складывался иной тип христианства, чуждого греческой философской проблематике. Это восточное христианство в V в. н.э. выливается в несторианство и монофизитство – два течения, при полной противоположности своих доктрин в равной мере отчуждавшиеся от греко-латинской ортодоксии и расчищавшие путь исламу.