Своеобразное учение об апостоле Петре, как невидимом главе христианского мира, и папе – его преемнике и земном представителе, было тем эмбрионом, из которого впоследствии развились стройные системы XII и XIII вв. Это учение было основано на легенде о «создании римской кафедры князем апостолов», который претерпел мученичество в Риме и с тех пор вечно «царит в этом центре своего величия, где неизменно хранятся его установления». Уже папы IV в. относили к себе все слова, которыми Христос ставил Петра выше остальных апостолов. «Петр, любишь ли ты меня? Паси овец моих». – «Петр, вот сатана выпросил просеять вас как пшеницу; а я молился за тебя, чтобы не оскудела вера твоя. А ты, обращенный прежде, укрепляй веру братьев твоих». – «Ты камень, и на сем камне созижду церковь мою, и врата адовы не одолеют ее». – «Я дам тебе ключи царства небесного: что ты свяжешь на земле, будет связано на небе, и что ты разрешишь на земле, будет разрешено и на небе» (Иоанн. XXI, 15–17; Лук. XXII, 32; Матф. XVI, 19). Все это укрепило веру в чистоту учения Римской церкви, и папам осталось только эксплуатировать ее в интересах своих притязаний на роль верховного авторитета при разрешении догматических вопросов и на высшую юрисдикцию в иерархии (cura totius ecclesiae et principatus, по выражению одного из писем Григория Великого к императору Маврикию). Отсюда был лишь один шаг до признания непогрешимости папы в догматах. Лев I сделал этот шаг, объявляя всех, не принимающих учения апостола Петра (т.е. папы), «отделившимися от фундамента церкви». Прочие патриархи, признавая первенство наместника апостола Петра, обращаются к нему, как к высшей инстанции и блюстителю чистоты вероучения; литература и соборные постановления освящают установившийся обычай, а государству приходится облечь его в легальную форму и объявить папские декреты законами, «в виду заслуг апостола Петра, достоинства Рима и воли св. соборов, утверждающих за апостольским престолом первенство» (эдикт Валентиана III от 445 г.). В то же время возникает чрезвычайно опасная для папства теория, основанная на постановлениях Константинопольского (381 г.) и Халкидонского (451 г.) соборов: «Святой престол нового Рима равноправен со святым престолом старого Рима». В споре Григория Великого с патриархом Иоанном Постником были резко поставлены оба взгляда: папский, отстаивавший положение о преимуществе апостольских (римского, антиохийского и александрийского) престолов вообще и первенстве римского, воздвигнутого князем апостолов в частности. Константинопольский отстаивал положение о зависимости иерархического значения епископа от политической важности его резиденции. Это был чрезвычайно острый вопрос, т.к. «достоинство древнего Рима» в VI в. сильно пострадало, да и императоры не всегда держали сторону Рима. Зато в западных землях римский епископ в глазах населения занял место отсутствующего императора и фактически стал обладателем всех земель, теоретически причислявшихся впоследствии к патримониям св. Петра (Папской области). Впрочем, до IX в. ни один папа не подрывал авторитета империи, которая считалась идеальным и единственно возможным государственным устройством. В переписке Льва I и Григория Великого отражается глубокая покорность, которую питал апостольский престол по отношению к «благочестивым государям».