Оно пришло уже после получения подписанных всеми восточными патриархами свитков, которыми Никон решительно осуждается, почему справедливее было следовать голосу всех, нежели одного, т.к. «большую крепость глаголется имети всех разум, жребий же единаго прилагательно в малей цене почитается». Указав затем на то, что отречение Никона было не только словесное, но и письменное, на котором имеется его руки подпись: «Николи дела не имети до патриаршества», царь указывает на новый самовольный поступок Никона: на его неожиданный приезд в московский Успенский собор с 17 на 18 декабря 1664 г., к которому царь относится с величайшим негодованием. «Еда сие несть, – пишет он, – мучительное наветование, явное отступство, неправильное насилование человека наветующа и непризвана к вышнему престолу, кроме правил, силою и нуждою, узаконения святых отревающаго и попирающаго. Убо сие новое дело превышает все первыя мимошедшия дела, от него бывшия, се есть: своевольное отречение и семилетное отшествие, мятежи и тайные ссылки, яже чести ради оставим, патриаршеское достоинство почитающе. Сия во уме имея, блаженнейший, и сим подобная помышляя, – поучает, в свою очередь, царь Нектария, – достойный жребий принеси, держа прямо вес, ниже мне, ниже ему наровя, но прямо рассекая правды борозду». Затем царь выражает желание лично видеть Нектария и говорить с ним, а если это невозможно, то просит прислать вместо себя в Москву «наместника благоискусна и благоразумна», за что обещает ему «по совершении дела» прислать свою милостыню на уплату долгов Святых Мест. Из приведённой грамоты государя и из того, что его посол в Москве, Савелий Дмитриев, задержан русским правительством, Нектарий окончательно убедился в полной неудаче его примирительных действий в деле Никона, почему он решительно устранился от всякого дальнейшего участия в нём. Но московское правительство само нуждалось в Нектарии и потому не раз обращалось к нему со своими просьбами и домогательствами. Главным действующим лицом в Москве в деле Никона был Газский митрополит Паисий Лигарид, заклятый враг Никона, всеми мерами добивавшийся его осуждения. От преданных ему греков Никону удалось разузнать прошлое Паисия, и он написал против него целую книгу, по словам самого Лигарида, «безчествующу и истощающу великия кривды мерзкия, а вящшие, яко есмь еретик и волхв». В действительности сущность обвинений Никона против Паисия сводилась к тому, что Паисий, как воспитанник иезуитов и латинский ставленник, не может считаться православным, и поэтому его нельзя допускать к участию в делах Русской православной церкви; что Паисий не настоящий, а запрещённый архиерей, лишённый сана Иерусалимским патриархом. Этот извет Никона на Лигарида был потом подтверждён и Константинопольским патриархом Дионисием, который наказывал бывшему у него в качестве посла Чудова монастыря келарю Савве доложить государю, что Лигарид «лоза не Константинопольскаго престола, и я (т.е. Дионисий) православным его не нарицаю, что слышу от многих, что он папежин и лукав человек... А что Газский Паисий Лигаридий рукоположенец папин и по многих ляхских костёлех служил за папу литургию... и истинно отвержется и проклянёт пред Собором всю папежскую ересь и исповедует символ Православия, и он в Собор прият будет». Конечно, русское правительство никак не могло игнорировать обвинения Лигарида в латинстве самим Константинопольским патриархом из-за той важной и деятельной роли, какую он играл во всём деле Никона, хотя сам Паисий и отрицал справедливость возводимых на него обвинений.