Различия наблюдаются в круге поднятых тем (в уставе Иосифа ничего не говорится ни о вкладах, ни об условиях приёма в обитель) и в их удельном весе. Больше половины объёма устава Иосифа (1-я и 8-я главы) занимают разделы «О соборной молитве» и «О соборном деле». В этом исследователи усматривают некоторое влияние скитских порядков Нила Сорского, проповедуемых им «умной молитвы» и «рукоделия» как способа обеспечения существования. Строгая нестяжательность монахов в уставе волоцкого игумена касалась икон и книг (в уставе Евфросина, как и в кельях Нила, они разрешались). В главе «О соборной молитве» монахам рекомендовалось «ум весь събрати с сердечным чювством»; «ум събери, мысль же свою и сердце възми на небо». В пространной редакции устава Иосифа, созданной незадолго до смерти (1515 г.) и включённой позже в Великие Минеи Четьи Московского митрополита Макария, строгости общежительства преподобным были смягчены. Исследователям известны и другие общежительные уставы – Корнилия Комельского (использовавшего уставы как Иосифа Волоцкого, так и Нила Сорского), Герасима Болдинского, недавно введённый в научный оборот устав Валаамского монастыря, уставная грамота Новгородского архиепископа Макария, будущего митрополита Московского, появившаяся в ходе или в результате преобразований новгородских монастырей на общежительных началах. Среди них, по словам летописца, «токмо велицыи монастыри в общины быша и по чину, а прочии... особь живущи, и койждо себе в келиях ядяху и всякими житейскими печальми одержими бяху». Архиепископ Макарий сначала испросил разрешения у великого князя («покажи ревность о Божественных церквах и честных монастырех... в твоей отчине в Великом Новеграде и Пскове, упраздни некое бесчиние своим царским повелением»), а затем созвал игуменов всех монастырей («идеже несть общины») и рекомендовал «устрояти общежитие», которое и было введено не только в Новгороде, но и в окрестностях (лишь два «именитых» монастыря не пожелали изменять старых порядков). В результате реформы не только укрепилось благочиние в монастырях, но и возросло число братии: в малых монастырях вместо прежних 2–3 монахов появились 12–15, а там, где число их составляло 6–7, теперь стало 30–40. Обобщением общежительных уставов и практики общежительных монастырей были постановления Стоглава, многие главы которого посвящены иноческому чину и имеют характер монастырских уставных предписаний. Митрополит Макарий выделил их и в специальной грамоте рекомендовал московскому Симонову монастырю (июль 1551 г.), а возможно, и другим. В сочинениях Иосифа и его преемника и последователя игумена Даниила (будущего митрополита Московского) слово «нестяжание» встречается чаще, чем у Нила и Максима Грека; его смысл различен у разных представителей аскетического направления русской мысли. Средний («царский») путь монашеского подвижничества, путь исихии-безмолвия предложен преподобным Нилом, пострижеником Кирилло-Белозерского монастыря. Этот путь исключал вотчиновладение, уравновешивал и крайности анахоретства, и проявления «своей воли» богатыми вкладчиками общих монастырей. Дата основания скита на реке Соре, в 20 км от монастыря, неизвестна; исследователи предполагают, что это произошло в 1470–1480 гг., т.е. примерно в тот же период, когда Иосиф Волоцкий обходил русские монастыри, наблюдая и изучая их устройство и жизнь с целью найти наилучший способ осуществления иноческого идеала (1478 г.), что он описал в «Отвещании любозазорным». Его аскетические воззрения и порядки созданного им монастыря (1479 г.) обобщали русский монашеский опыт. Нил Сорский посетил монастыри Святой Горы и других «стран Царяграда», возможно, Палестины. Его взгляды на монашество формировались под влиянием афонских порядков и традиций лавры Саввы Освященного, устав которого использовал белозерский старец в «Предании учеником своим»; именно оно является монастырским уставом в собственном смысле. Более пространное сочинение Нила «О мысленом делании» посвящено духовному подвигу монахов (его называют иногда «Большим уставом»). Нил называл себя и своих единомышленников («иже суть моего нрава») – пустынниками, а обитель – и «скитом», и «пустынью», относя её к разряду «сущих особь» монастырей, противопоставленных «общим житиям».