Новая христианская философия в противоположность философии откровения Ф.В.Й. Шеллинга не должна отличаться от традиционной философии «самим способом познавания». Верующий разум действует обычными методическими средствами, но в постоянном сознании своего живого отношения к высшей Личности, в сознании ничтожности этих методических средств перед самой истиной. Именно это сознание отличает верующее мышление от отвлечённо-рационального. Преобладание внешней рациональности, унаследованное как господствующая черта ментальности средневековой Западной Европой от Древнего Рима, однако чуждое и враждебное христианскому духу и устроению и потому сначала подвергавшееся критике в сочинениях западных богословов, было, по И.В. Киреевскому, одной из возможных причин отделения католической церкви от полноты христианства наряду с властолюбием пап и «невежеством народов». С принятием христианства не прекращается развитие внешней разумности и усвоение её исторических плодов. Это развитие обращается к высшей цели христианского совершенства. Поэтому опасность уклонения от истины, согласно И.В. Киреевскому, заключается для христианина не в самом развитии разума, но, скорее, в его неразвитости, т.е. в невежестве: разумное знание предохраняет от лжезнания. Невежество сделало возможным «беззаконное» влияние римской рассудочности на умственную жизнь народов. Неразвитость внешней образованности в христианском духе открыла ум христианина воздействию привычного ему римского рационализма с присущими ему стандартами понимания. Невежество народов создало предпосылки для уклонения мысли богословов от соборной истины православия, и свободная воля мыслителей и правителей смогла этими предпосылками воспользоваться (хотя, по И.В. Киреевскому, даже один папа мог бы переломить эту логику развития своим решением). Богословы противопоставили одному из видов ереси логически противоположное ей учение, так что вместо одного уклонения от истины произошло другое – Filioque. Настаивая на новом догмате вопреки соборному разуму церкви, Запад (Рим) именно этим самым отделил себя от единства церкви и от Предания, «поставив свой силлогизм выше живого сознания всего христианства». Утеряв связь с единством христиан в общности Предания, Запад лишил себя поддержки внутреннего авторитета в пользу своего нововведения и был вынужден довольствоваться внешним авторитетом. Можно было утвердить совокупность истин вероучения на рационально построенной богословской системе; но, если естественный разум способен различно познавать духовную истину, неизбежно встаёт вопрос о том, какая из множества возможных рациональных систем богословия является истинной; в католической церкви это закономерно оказалось прерогативой иерархии; авторитетное решение иерархии о богословской истине ограждает здесь единомыслие христиан, что ставит Предание в зависимость от суда иерархии, так что «внешний авторитет, независимо от внутреннего, сделался последним основанием веры». Не было ни надобности, ни возможности искать внутренние основания для решений иерархии. Отстаиваемое такими средствами содержание вероучения оказывалось сверхразумным в том специальном смысле, в каком оно противоречило разуму и отменяло его, требуя от разума беззаветной покорности и послушания.