В повести «Афинская жизнь» (1795 г.) воображаемое путешествие в идиллическую древность омрачено напоминанием о суде над Сократом и об исчезновении цивилизаций. Статьи и стихи Н.М. Карамзина в «Аглае» носят программно-философский характер. В статье «Нечто о науках, искусствах и просвещении» (1793 г.) он полемизирует с Жан-Жаком Руссо, доказывая, что «просвещение есть палладиум благонравия» и совместимо с трудом земледельца. В статье «Что нужно автору?» (1793 г.), основываясь на идее прекрасного как единства красоты и добра, Н.М. Карамзин заключил, что «дурной человек не может быть хорошим автором». В переписке «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору» (1795 г.) обсуждается принципиальная для Н.М. Карамзина идея прогресса: Мелодор перед лицом кровавой развязки «философского века» («Осьмой-надесять век кончается; и несчастный филантроп меряет двумя шагами могилу свою, чтоб лечь в неё с обманутым, растерзанным сердцем своим и закрыть глаза навеки!») приходит к мысли о повторяемости в истории расцвета и гибели цивилизаций, а возражающий на это Филалет («Сизиф с камнем не может быть образом человечества») утешает друга тем, что мир есть «великое позорище, где добро со злом, где истина с заблуждением ведёт кровавую брань», и что «нам не век жить в сём мире». Продолжение их диалога – в отдельно изданной Н.М. Карамзиным брошюре «Разговор о щастии: Филалет и Мелодор» (М., 1797, 1802 гг.), в которой общие проблемы европейской философии оптимизма (Готфрид Вильгельм Лейбниц, Энтони Эшли Купер Шефтсбери и др.) решаются в плоскости личной морали – «быть счастливым есть… быть добрым». Эпилог этого философского цикла – позднейшая статья Н.М. Карамзина «Рассуждение о счастливейшем времени жизни» (1803 г.), где утверждается, что «вопреки Лейбницу и Попе здешний мир остаётся училищем терпения», и что полное счастье возможно только при условии воскресения мёртвых. Ряд стихотворений в «Аглае» посвящён тем же морально-философским проблемам: изменить людей невозможно, проповедующего истину гордецам и глупцам ожидает участь Сократа, но возможно «без страха и надежды… в мире жить с собой», сохранив в себе «дух и совесть без пятна» («Послание к Дмитриеву», 1794 г.); нужно воспитать «геройскую твёрдость в душе» и «спокойными очами на мир обманчивый взирать, несчастье с счастьем презирать» («К самому себе», 1795 г.); счастья нет нигде – ни в свете, ни в пустыне, и, чтобы не прервать своей жизни «железом острым или ядом», нужно радоваться тому немногому добру, которое всё-таки есть на земле, и бестрепетно ждать кончины («Послание Александру Алексеевичу Плещееву», 1794 г.). Однако Н.М. Карамзин чувствовал недостаточность этой стоической морали и восполнял её христианской верой, которая, по Н.М. Карамзину, есть не что иное, как «тайный союз души с Богом» (см.: «Мнение русского гражданина», 1819 г.). В итоге человеческим идеалом Н.М. Карамзина стал водимый Премудростью праведник, о котором говорится в стихотворении «Опытная Соломонова мудрость, или Мысли, выбранные из Экклезиаста» (опубликовано в 1796 г.; вольное подражание поэме Вольтера «Précis de Ecclésiaste»): «Он телом на земле, но сердцем в небесах».