Посетив Берн и Лозанну, в начале октября прибыл в Женеву, где, чтобы отдохнуть от «множества любопытных и беспрестанно новых предметов», прожил до марта 1790 г.; здесь постоянно общался с Ш. Бонне и, как полагают исследователи, работал над первыми частями «Писем русского путешественника». Затем через Лион, где подружился с немецким поэтом Фридрихом Маттисоном, в конце марта приехал в Париж и прожил там около двух месяцев, посещая театры и заседания Национального собрания. Слушал Максимилиана Робеспьера, стал очевидцем прений Оноре Габреля Рикети Мирабо и аббата Жана-Сифрена Мори о статусе католической церкви во Франции; из крупных деятелей революции общался с якобинцем Шарлем-Жильбером Роммом и протестантским пастором Жан-Полем Рабо Сент-Этьеном, из известных писателей – с Жаном-Франсуа Мармонтелем и аббатом Жан-Жаком Бартелеми (в России Н.М. Карамзин будет их переводить и популяризировать). Последним пунктом путешествия Н.М. Карамзина был Лондон, где он пользовался вниманием российского посла Семёна Романовича Воронцова. 15 июля 1790 г. морским путём Н.М. Карамзин вернулся в Санкт-Петербург, а в августе уже был в Москве. С января 1791 г. по декабрь 1792 г. издавал «Московский журнал» (восемь частей; переиздан в 1801–1803 гг.). К сотрудничеству Н.М. Карамзин привлёк Гавриила Романовича Державина, И.И. Дмитриева, М.М. Хераскова и др., но большая часть материалов в журнале принадлежала Н.М. Карамзину. Впервые в русской журналистике в «Московском журнале» появились отделы рецензий на новые книги и театральные постановки. Журнал был исключительно частным делом Н.М. Карамзина и представлял издателя как человека независимого, но совершенно лояльного к власти и соблюдающего светские приличия. В объявлении о начале издания сообщалось, что в план журнала «не входят только теологические, мистические, слишком учёные, педантические, сухие пиесы», т.е. не допускается масонская пропаганда. Это чисто литературный журнал, предназначенный для распространения «хорошего вкуса», под которым Н.М. Карамзин понимал умеренность, гуманную чувствительность и европейскую образованность. Изящная словесность, по мысли Н.М. Карамзина, лучше, чем политики и моралисты, могла послужить смягчению «жестоких сердец» и общественному согласию (особенно актуальным на фоне событий во Франции). В повести «Бедная Лиза» (1792 г.) Н.М. Карамзин вместо нравоучения преподал читателям урок сочувствия и сострадания героям. Шокирующая развязка повести (самоубийство) мотивировалась тем, что это «не роман, а печальная быль». В повести «Наталья, боярская дочь», напротив, счастливый финал неравной любви, поскольку это – романическая история из прошлого, которая не могла произойти в современности (в основе вымышленного сюжета – история второго брака царя Алексея Михайловича с Наталией Кирилловной Нарышкиной); столь же счастливый финал в «старинной сказке» «Прекрасная Царевна и счастливый Карла». Н.М. Карамзин в журнале прославлял частную благотворительность в лице простого крестьянина (повесть «Фрол Силин, благодетельный человек», 1791 г.), призывал «миллионы» к братскому единению (стихотворение «Песнь мира», 1792 г.; подражание гимну «К радости» Фридриха Шиллера), как переводчик Н.М. Карамзин знакомил русскую публику не только с сочинениями современных европейских авторов (Август фон Коцебу, Ж.-Ф. Мармонтель, Лоренс Стерн, Себастьян-Рок Шамфор и др.), но и с экзотическими для неё произведениями.