Согласно Пьеру Абеляру, индивид не меняется при смене каких-либо его акциденций, но, напротив, остаётся тем же, поэтому формальные акциденции не могут быть основанием индивидуальности. Признавая, что могут существовать описания индивида, уникальным образом их характеризующие, Пьер Абеляр вместе с тем считал, что набор присутствующих в таких описаниях признаков и качеств является следствием, а не основанием индивидуальности. Таким образом, индивидуальное бытие индивида «для Абеляра изначально и не нуждается в объяснениях». В период высокой схоластики позиция Боэция и его комментаторов в вопросе об индивиде продолжала оставаться доминирующей, однако серьёзное влияние на её интерпретацию оказывали вошедшие в оборот с XII в. переводы неизвестных раньше латинскому Западу сочинений Аристотеля, а также его арабских комментаторов. Проблема индивида и индивидуального в этот период рассматривалась преимущественно в рамках общей проблематики универсалий и являлась производной от проблемы существования и предикации общих понятий. Лишь начиная с Оккама среди номиналистически настроенных мыслителей единичное и индивидуальное становится наиболее важным предметом мысли, тогда как общие категории и понятия объявляются онтологически и гносеологически вторичными. При этом для многих мыслителей этого периода характерна фиксация двойного смысла понятия «индивид», представленная, например, в широко распространившемся в средневековых университетах трактате «Summulae logicales» («Краткий свод логики») Петра Испанского (будущий папа Римский Иоанн XXI, XIII в.). Во второй книге трактата Пётр Испанский даёт логическое определение индивида, связанное с определением у Порфирия: «Индивид есть то, что сказывается только лишь об одном, как Сократ». В третьей книге индивид интерпретируется уже не логически, а онтологически, как синоним первой сущности Аристотеля: «Индивидными субстанциями называются первые сущности». Понятие «индивид» часто встречается в философских и теологических сочинениях Альберта Великого (ум. в 1280 г.), причём как в узком смысле, восходящем к Боэцию, так и в более широком смысле, при употреблении в котором оно сближается с понятием «единое» («unum»). Важная в системе Альберта Великого категория «единство» определяется через неделимость вещи и связанную с ней отделённость от других вещей: «Единое неделимо в себе (indivisum in se) и отделено (divisum) от иного». Подобное понимание единства через неделимость было позднее воспринято такими средневековыми мыслителями, как Бонавентура, Фома Аквинский, Иоанн Дунс Скот и др. Как видно из трактата «О человеке», Альберту Великому, обладавшему беспрецедентным для Средневековья кругозором, было известно (по мнению исследователей, через посредство трактата «О душе» Аристотеля) исходное греческое слово (лат. «atomus») в том значении, в котором оно встречалось в сочинениях Демокрита и Левкиппа, т.е. в качестве обозначения неделимых частиц, из которых состоит всё сущее. В частности, он замечал, что, по Демокриту, «субстанция души состоит из огненных сферических атомов; от неделимости (ab indivisibilitate) атомов она обладает бестелесностью, от круглости – подвижностью, а от огненности – теплом и лёгкостью».