Однако даже в современном языке слово «семя» (ед. число) может иметь собирательное значение. Павел говорит, что обетования были даны Аврааму и его потомству, но их окончательное исполнение – только во Христе. В еврейской культуре того времени идея корпоративного (группового) самоопределения («психологический комплекс, при котором наблюдается постоянное колебание между личностью и сообществом – семьёй, племенем или народом – к которому эта личность принадлежит») была ещё сильнее, чем в собирательном значении, выраженном понятием «потомство». Было постоянное колебание между царём или каким-либо другим представительным лицом внутри народа, с одной стороны, и избранным остатком (или Мессией), с другой стороны. Сущность этих взаимоотношений с трудом поддаётся выражению в современных категориях, но легко понималась Павлом и его аудиторией. Таким образом, в подавляющем большинстве случаев Новый Завет толкует Ветхий Завет буквально, т.е. согласно общепринятым нормам толкования всех видов сообщений – историю как историю, поэзию как поэзию, символы как символы; не предпринимается попыток разделить текст на буквальный и аллегорический уровни. Немногочисленные случаи, когда может показаться, что новозаветные авторы противоестественно толкуют Ветхий Завет, обычно объясняются при более тщательном изучении герменевтических методов библейских времён. Таким образом, сам Новый Завет закладывает основание для грамматико-исторического метода современной евангельской герменевтики. Несмотря на практику апостольского периода, в последующие века в церкви возобладал аллегорический подход к толкованию Библии. Сторонники аллегоризации руководствовалась самым благородным мотивом – желанием понимать Ветхий Завет по-христиански. Однако аллегорический метод в том виде, как его применяли отцы церкви, часто совершенно игнорировал авторское значение и буквальный смысл текста, что вело к измышлениям, с которыми автор никогда бы не согласился. Пренебрегая авторским значением Писания, толкователи оставались без нормативного принципа для экзегетики. Широко известный экзегет Климент Александрийский (около 150 – около 215 гг.) считал, что в Писании настолько глубоко сокрыто истинное значение, что для его обнаружения необходимо провести тщательное исследование, поэтому оно не доступно для понимания каждого. Он выдвинул теорию, что существует пять смыслов в Писании (исторический, вероучительный, пророческий, философский и мистический), причём наиболее ценные богатства Писания доступны только для тех, кто уразумеет самые сокровенные смыслы. Истолкование Климентом Быт. 22:1–4 (восхождение Авраама на гору Мориа для принесения в жертву Исаака) служит ярким образцом его экзегетики: «Авраам, придя на третий день к месту, указанному ему Богом, "возвёл очи свои, и увидел то место издалека". Ибо в первый день благое видится очами; во второй день проявляется наилучшее желание души; на третий день ум воспринимает духовное – после того, как Учитель, Воскресший в третий день, откроет глаза к разумению. Три дня могут быть тайной запечатления (крещения), через которое мы веруем в Бога. Он "увидел то место издалека". Ибо трудно достигнуть царства Божьего, которое Платон называет царством идей, узнав от Моисея, что это то место, где универсально пребывает всё сущее. Но Авраам правильно видит его издалека, так как он пребывает в своём потомстве, и тотчас к нему является Ангел. Посему апостол говорит: "Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу", единственно чистым и бестелесным разумом».