Её опыт ещё не дошёл до сознания великого поэта. Композиция романа отражает его творческую историю. Главы о театре, актёрах и актёрской игре выделяются в романе настолько, что вызвали критику со стороны Фридриха Шиллера («Временами получается впечатление, что вы пишете для актёра, тогда как цель ваша – писать об актёре»). Однако была своя логика и в том, что Гёте писал «для актёра». Он был выдающимся театральным деятелем своего времени, разработал свою систему сценического действия (сочетания правдивости и красоты) и осуществил её на сцене руководимого им Веймарского театра (с 1791 по 1817 гг.). В романе «Годы учения Вильгельма Мейстера», например, большой интерес представляют размышления Гёте в связи с постановкой «Гамлета» Шекспира. Сформулированная здесь концепция трагического стала важным этапом в науке о Шекспире и оказала влияние на последующую театральную критику. В последних главах романа много таинственного, загадочного, предвосхищающего романтические темы и образы; этот романтический элемент вступает в известное противоречие с общим просветительским замыслом романа. Отсутствие единства в замысле романа и замедленность в развитии действия сказались на последующей судьбе этой книги, не получившей такой популярности, как роман Гёте о Вертере. Исследователи находят существенно важным, что в ходе переработки «Театрального призвания» Гёте снимал многие конкретные детали, а индивидуальный язык персонажей подчинял общей языковой норме (наиболее яркие и полнокровные сцены из жизни и быта актеров, образы Филины и Миньоны). Он стремился также устранить элементы штюрмеровского субъективизма, придать повествованию объективно-эпический характер в духе классицистической эстетики, что само по себе ставило перед автором неразрешимую задачу, поскольку если исходить из догмы классицизма, то «всякая форма романа непоэтична», как об этом писал Шиллер в связи с «Мейстером». И не случайно в последние годы литературная критика всё больше начинает отдавать предпочтение первому варианту романа, незавершённому, но более цельному по замыслу и исполнению. В 1798 г. Гёте опубликовал эпическую поэму «Герман и Доротея». Впервые тема Французской революции составила содержание значительного художественного замысла поэта. Избранный для поэмы сюжет позволял особенно выпукло передать контраст между застойной тишиной немецкой провинции и грохотом событий на Западе: о революции мы узнаём по рассказам беженцев из Рейнской области. Поэма написана гекзаметром. В ритме древнего эпоса, неторопливо, с любовью и вдохновением Гёте рисует картины мирного быта, патриархальный уклад в семье Германа. Но это не просто картины – поэт утверждает красоту этого уклада, нравственное достоинство своих героев – мужественной, отзывчивой, трудолюбивой, аккуратной Доротеи и сына зажиточного земледельца Германа, который сумел оценить эти прекрасные качества девушки и преодолел предубеждения отца против нищей и бездомной невесты. История беженки Доротеи и рассказ одного из героев (судьи) о событиях революции вторгаются в эту идиллию как нечто чужеродное. Участникам идиллии хотелось бы оградить свой мирный покой от разрушающих сил, развязанных где-то там, на Западе. И всё же в рассказе о революции звучат патетические строки – теперь гекзаметру доверены слова, передающие значительность исторического момента: «Кто ж отрицать посмеет, что сердце его всколыхнулось, Грудь задышала вольней и быстрей кровь заструилась В час, как впервые сверкнуло лучами новое солнце, В час, как услышали мы о великих правах человека, О вдохновенной свободе, о равенстве, также похвальном...»