Евангелие от Марка (1:43–45), где впервые прозвучал призыв сохранить в тайне чудо, описанное в 1:38, показывает, что непослушание прокажённого нарушило планы Иисуса продолжать проповедь в соседних городах (Мк. 7:24 и 7:36). Исследователи допускают, что Марк придавал этим запретам чисто практическое и стратегическое значение. Чудеса Иисуса соответствуют словам о Нём Иоанна Крестителя – сильнейший (т.е. превосходящий могуществом Иоанна), совершающий чудеса властью Духа (Мк. 1:7–8). Эта власть позволяет Иисусу одолевать и изгонять бесов (Мк. 1:21–27; 5:1–20; 7:24–30; 9:14–29), поскольку Он уже одержал победу над сатаной (Мк. 3:22–27). Море и ветер повинуются Ему (Мк. 4:41), от Него исходит сила, мгновенно исцеляющая женщину, которой не могли помочь врачи (Мк. 5:20–29). Поэтому неудивительно, что Марк именует эти чудеса «dynameis» (т.е. «проявлением силы»). И всё же могущественный Сын Божий избирает путь к тяжкому страданию и смерти в Иерусалиме. Этот контраст усиливает напряжение всего повествования, подчёркивая величину жертвы и смиренную самоотверженность Сына Человеческого, ставшего искуплением для многих (Мк. 10:45). Чудеса Христа тесно связаны с провозглашением приближающегося Царства Божьего и ролью Иисуса-Учителя. Сопоставление стихов Мк. 1:21–27, 1:14–15 и 1:39 убеждают исследователей в том, что Иисус постоянно учил и провозглашал Царство Небесное в различных синагогах, изгоняя при этом бесов. Марк также (Мк. 3:20–29) показывает, что Иисус осуществлял экзорцизм как победоносный натиск Царства Божьего на царство сатаны. Внутри повествования о чудесах к Иисусу обращаются как к «учителю» (Мк. 4:38; 5:35; 9:17), и учение Иисуса и Его апостолов оказывается тесно связанным с совершением чудес (Мк. 6:2, 30, 34–44). Итак, Марк (а также Матфей и Лука) рассматривает чудеса как предвестия приближающегося Царства Божьего. Следовательно, Бультман верно оценивал позитивную функцию чудес у Марка, однако, учитывая отказ Иисуса явить знамение сомневающимся (Мк. 8:11–13), исследователи считают более правильным рассматривать их не как доказательство мессианства Иисуса, а как средство показать ещё с одной стороны Мессию – Сына Божьего, чьё полное чудес служение, смерть и Воскресение стали орудием установления долгожданного Божьего правления. Естественным продолжением интерпретации Бультманом описанных евангелистом Марком чудес как доказательства божественности Иисуса стала дальнейшая попытка определить его в качестве ареталогии – эллинистической биографии, предназначенной для прославления и популяризации theios апer. Хотя эта гипотеза утратила значение, ещё Тейссен утверждал, что структура античных рассказов о чудесах, с нарастающим напряжением к кульминации (совершению чуда), в значительной мере повлияла на весь строй Евангелия от Марка. Тейссен предполагает, что он сознательно избегает именования Иисуса Сыном Божьим в рассказах о чудесах, чтобы создать мощное напряжение, разрешаемое лишь словами центуриона: «Поистине этот человек был Сыном Божьим» (15:39). Однако исследователи отмечают, что древнейшие истории о чудесах отнюдь не завершаются подобного рода исповеданиями. Кроме того, Тейссен совершенно напрасно рассматривает слова центуриона как впечатление от чудесных космических явлений (Мк. 15:33, 38), а не как отклик на вопль Иисуса (Мк. 15:37, 39). Исповедание, сопутствующее Воскресению, сделало бы эту теорию более достоверной. Как и другие авторы синоптических Евангелий, Марк считает «pistis» («веру») необходимой предпосылкой для восприятия чуда. Однако он вносит в эту концепцию свой вклад, усиливая связь между верой и борьбой: конкретным доказательством «pistis» становится стремление к чуду, наталкивающееся на некое препятствие и в упорной борьбе его преодолевающее (Мк. 2:4–5; 5:27–34, 35–36; 7:27–29; 9:22–24; 10:47–52). Согласно гипотезе двух источников, евангелист Матфей воспринял практически целиком традицию повествований о чудесах от Марка, однако несколько сократил рассказы о чудесах; в то же время его текст содержит и некоторые дополнения. Повествование о детстве Иисуса содержит рассказ о явлении ангелов, о рождественской звезде и (что наиболее важно) упоминание о девственном зачатии (Мф. 1:18–25).