Этот период характеризуется согласием и однообразием в изложении догмата, происходившим отчасти от меньшего углубления в него (в сравнении с дальнейшим периодом), хотя замечают, что влияние божества на человечество мыслится всё большим и большим: у Григория Богослова – «смешение естеств», у Илария – «небесное человечество». Несторианство, которое, возможно, было реакцией на сильное сближение естеств, заставило больше углубиться в данный вопрос, в связи с чем образовалось два направления в его решении (в александрийской и антиохийской школах). Согласно Кириллу Александрийскому (376–444 гг.), Логос так воспринял человечество, что оно стало предикатом Бога. Была воспринята только природа, а не лицо; она «воипостизирована» в Логосе, а Логос так соединился с плотью, что рождение, страдание, смерть и прославление могут быть приписаны Ему, хотя Он сам по себе остался бесстрастным. Человеческую природу Слово Божье усвоило, сообщилось ей, заставив её перейти свои границы. Наше тело подвержено страстям, легко поддаётся чувственности и страдает само по себе от закона греха. Но в божественном и святом теле Христа ничего подобного не возбуждалось. Плоть не вовлекла соединённое с ней Слово Божье в своё тление, но сама возвышена к силе Лучшего. Хотя природа плоти как плоти не может животворить, однако плоть Христова делает это, потому что приняла всю деятельность Слова. Кирилл иллюстрирует это так: на примере угла можно видеть, что соединённое с человечеством Слово Божье преобразовало принятую природу в свою славу и деятельность; как огонь, объявший дерево, так соединился несказанно Бог с человечеством, принеся ему деятельность Своей природы. Блаженный Феодорит Кирский (386/393 – 457 гг.), наоборот, настаивает на строгом различии естеств, их свойств и действий во Христе: «единение делает общими имена, но общность имён не сливает естеств». Виднейший представитель западной патристики Августин Блаженный (354–430 гг.) ещё больше отделяет божество от человечества во Христе благодаря тому значению, которое в его богословии занимает идея Божьей абсолютности и премирности. По его мнению, когда речь идёт о миссии Логоса, то это не самостоятельное движение Логоса, но такая миссия означает обнаружение во Христе того, что Он от Бога. Следовательно, здесь имеется в виду только особое свойство конечного существа, в котором открывается Сын, т.е. здесь имеется в виду восприимчивость сначала Марии, а затем человечества Иисуса, восприимчивость к божественному действию, которое остаётся тем же. «Слово стало плотью» означает не то, что божество изменилось, но только достоинство лица. Всегда равная себе деятельность Слова находит в изменчивой человеческой природе (соответственно той или иной её восприимчивости) поле для своей деятельности, так что человеческая природа становится добровольным органом Слова, насколько это возможно для её изменчивости. Хотя Бог во всех тварях находится весь и преимущественно обитает в верующих, однако Его имеют и воспринимают не вполне, но по степени своей восприимчивости – одни больше, другие меньше. Апостол о Христе сказал: «В Нём обитает вся полнота Божества телесно», – но при этом нельзя допустить, чтобы божество что-либо потерпело от тела; напротив, мы знаем, что плоть прославлена величием божества. Воззрения Аврелия Августина на этот вопрос оказали большое влияние на главу схоластического богословия – Фому Аквината (около 1225 – 1274 гг.). Оба направления в решении данного вопроса нашли примирение в творчестве мистиков (Псевдо-Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника), а также в богословии Иоанна Дамаскина. Согласно Псевдо-Дионисию Ареопагиту, в Иисусе Сверхсущее божественное открыло новую деятельность, богомужнюю. В Нём божественная благость соединяется с нашим ничтожеством. Сверхсущее божественное, которое всюду деятельно, которое есть спасение, искупление, представлено в человечестве Иисуса для нашего просвещения, освобождения от страданий и премирного возвышения. Богослов и философ Максим Исповедник (580–662 гг.) несколько больше, чем Псевдо-Дионисий, настаивает на самостоятельности человеческой воли во Христе, допускает двойственность хотения: Христос и как человек, а не только как Бог возжелал творить волю Отца и Свою (мысль высказана ещё Оригеном). Но каждая природа сообщает своё другой посредством некоторого взаимообщения, хотя каждая действует сама по себе.