Отсюда вполне понятно мнение византийского богослова Иоанна Дамаскина (около 675 – около 753 гг.), по-видимому, противоречивое: «Душа Господа хотела свободно; но хотела свободно того, чего должна была хотеть по изволению Его Божеской воли» (Иоанн Дамаскин. «Точное изложение православной веры»). Человеческая воля во Христе подчинялась Его божеской воле не как внешней для неё силе, не потому, что последняя ставила себе для неё законом, которому она должна была рабски следовать, а потому, напротив, что сама она ставила божескую волю своим законом. Говоря словами Дамаскина, подчинялась не потому, что «одним мановением Слова движима была плоть», не пассивно, следовательно, а потому, что не было в ней «противоречия произвола». В неразрывной логической связи с учением о двух естественных волях стоит признание и двух естественных действований во Христе при единстве (аналогично с учением о двойстве воль) действующего и самого действия. Иоанн Дамаскин пишет: «Не говорим, что во Христе действования раздельны, и естества действуют отдельно одно от другого, но утверждаем, что каждое из них совокупно с другим, с участием другого, производит то, что ему свойственно. Ибо Иисус Христос и человеческие дела совершал не как только человек, потому что был не просто человек, и божеские дела не как только Бог, потому что был не просто Бог, но вместе Бог и человек… По вочеловечении Бога и человеческое действование Его было божеское, т.е. обоженное, и не непричастное божеского Его действования, и божеское действование Его не непричастно человеческому Его действованию, но каждое совершалось с участием другого». Такое понятие об образе проявления двух естественных действований и даётся в выражении «богомужное действование». Объясняющей аналогией может служить образ действия раскалённого меча, в котором и железо сохраняет естественную силу рассекать, и огонь – жечь, однако, «ни жжение не может быть без рассечения, ни рассечение без обожжения». «Так и во Христе действия божества и человечества различны, но в богомужнем действовании неотделимы одно от другого», – делает вывод Иоанн Дамаскин. Общение свойств состоит в том, что Христу как Богу, по причине тождества ипостаси, присваиваются имена, свойства и действия, принадлежащие Ему по человечеству, и наоборот – как человеку присваиваются имена, свойства и действия, принадлежащие Ему по божеству. Примеры первого рода: Деян. 3:15; Рим. 5:10; 8:32; 1 Кор. 2:8; 2 Кор. 4:10; Гал. 2:20; Фил. 2:8; Евр. 5:8. Примеры второго рода: Ин. 6:62; 1 Кор. 15:47; Рим. 9:5; Фил. 2:9–10. Это общение имеет для себя основание в том, что Христос есть «весь Бог вместе с плотию Его, и весь человек вместе с пребожественным Божеством Его». Следовательно, оно имеет место только в том случае, когда природы рассматриваются как нераздельно соединённые в единой личности Христа, а не в отдельности одна от другой, потому что хотя «Христос весь есть Бог, но не всё в Нём Бог», а также хотя «Он весь есть совершенный человек, но не всё в Нём человек» (Иоанн Дамаскин). Поэтому допускать общение свойств вне единства ипостаси означало бы отрицать и божество, и человечество, подставляя вместо них новое третье естество, составившееся из смешения того и другого. Обожение человеческой природы состоит отнюдь не в том, что человечество во Христе получило свойства Божества, утратив свою ограниченность, а также не только в том, что через приобщение к Божеству оно возвысилось в своих совершенствах до самой высшей, возможной для человечества, степени, а в том, что оно, вследствие восприятия его в ипостась Бога Слова «стало едино с Богом и Богом». Григорий Богослов пишет: «Одно из естеств обожило, другое обожено и, осмелюсь сказать, стало едино с Богом; и помазавшее сделалось человеком, и помазанное Богом. И это не по изменению естества, но по соединению промыслительному о спасении, т.е. ипостасному, по которому плоть неразлучно соединилась с Богом Словом». Обожение есть, следовательно, не что иное, как другая лишь, обратная сторона воплощения. То, что Бог стал человеком, выражается словом «воплощение». Но если Бог  стал человеком, то и человек, в свою очередь, стал Богом; последнее обозначается словом «обожение». Воплощение и обожение представляют, таким образом, две стороны одного и того же акта, совпадающие друг с другом и, безусловно, неотделимые одна от другой.