Они не придавали никакого значения философии в деле уяснения церковного учения и даже совершенно отрицали участие разума в исследовании и определении христианских догматов. Например, Ириней Лионский в своём опровержении ересей, а также Тертуллиан в своих произведениях увенчивают плоть похвалами (древнейший символ веры вместо теперешнего «верую в воскресение мёртвых» заявлял веру «в воскресение плоти»). Но исследователи говорят, что было бы ошибкой думать, будто христианство, осилив гностицизм, ничего из него не взяло для своего богословия. Напротив, оно имело очень много побуждений интересоваться работой гностического движения и пользоваться его результатами. Характерно уже положение апостола Павла, который восхваляет благодатный дар знания и утверждает, что он присущ только пневматикам, а не психикам (1. Кор. 2:14–15). Этот гносис в богословии Павла имеет громадную важность: апостол признавал оправдание только верой, но удерживал «весь закон и пророков». Создавалось чрезвычайно запутанное положение: священной книгой для принявших христианство греков и римлян становилась национальная литература евреев, боровшихся с новой религией. Из этого положения выход был найден Павлом при помощи аллегорического метода толкования, который был в ходу у гностиков и давал возможность даже национально-иудейские отделы Ветхого Завета читать и понимать как христианские. В то же время в такое толкование Ветхого Завета часто врываются богословские построения, характерные для гностиков. После Павла, когда христианство порвало с иудейством, перед ним встала задача духовного насыщения иудеев и язычников. С миром приходилось говорить на языке мира; требовалось всё содержание религии переводить в сознание тогдашнего человечества при помощи привычных для него философских понятий. Но это делают уже апологеты, для которых христианство – не только Откровение, но и философия, потому что даёт удовлетворительные и общепонятные ответы на вопросы, над которыми работали все настоящие философы. Но однажды разбуженный интеллектуальный интерес не мог успокоиться раньше превращения новой религии в метафизику. И не было средств обуздать его указанием, какое именно знание совместимо с новой религией. Разумеется, она исключала политеизм и все народные религии, но в то же время призывала всех думающих к размышлению, потому что притязала быть единой истинной религией. К тому же, она не могла не испытывать желания стать целой и законченной системой жизни и миропонимания. Всё это неизбежно вовлекало христианство в круговорот религиозно-философского синкретизма. В конце концов, оказалось, что величайшие писатели раннего христианства, создатели системы христианского богословия были во многих своих построениях настоящими гностиками. Разные направления в христианстве создали церковные школы, возникшие во II в. Первое направление – александрийская и антиохийская школа, второе – малоазийская школа и третье – североафриканская. Главной защитницей философии и разума стала александрийская школа: в Александрии, затмившей своими школами и учёными учреждениями знаменитые некогда Афины, перекрещивались различные культурные влияния. Именно здесь еврей Филон приложил философию Платона к методам изложения и уяснения ветхозаветного учения, здесь развилось последнее философское направление язычества – неоплатонизм, здесь же зародились и процветали самые влиятельные школы гностиков. В этом центре учёности и разных философских направлений и церковь впервые овладела школьной учёностью и воспользовалась философией для обоснования веры. Огласительное училище Александрии уже во II в. стало приютом для христианской философии. В качестве катехуменов (кандидатов к принятию крещения) здесь подвизались философы Пантен (ум. в 203 г.) и Климент (около 150 – около 215 гг.). Пантен мало известен, но Климент Александрийский оставил сочинения, в которых определённым образом решил вопрос об отношении христианства к философии, веры к науке, полностью признав участие разума в делах веры. Основоположник александрийской школы Климент смотрел на философию и науку как на чрезвычайно полезные делу христианства вспомогательные средства, т.к. они развивают человеческий разум и таким образом делают его более способным к глубокому и всестороннему пониманию догматов веры.