Последними представителями подобной школы можно считать эмигрантов –  доктора богословия П.В. Смирнова, доцента Богословского института св. Владимира в Харбине, до 1917 г. бывшего сотрудником Смоленского археологического института («Библейская археология». 1936 г.), а также профессора библейской археологии И.С. Марковского, издававшего свои труды в Софии на болгарском языке. Систематизатором сведений по библейской археологии, ставших известными из трудов западных археологов-библеистов и отечественных работ по истории и искусству Ближнего Востока, был профессор Киевской духовной академии А.А. Олесницкий. Во время командировки на Святую землю (1873 г.) им были сделаны описания и зарисовки библейских памятников: иерусалимских прудов, цистерн, гробниц, надписи в Силоамском туннеле и на камне Меши, клинописных табличек из Фаанаха и др. Серия публикаций, в которой Олесницкий рассматривал все известные ему археологические памятники Сирии и Палестины («Мегалитические памятники Св. Земли». 1895 г.; «Святая Земля» 1875–1876 гг.; «Ветхозаветный храм в Иерусалиме». 1889 г.), заложила источниковедческий фундамент отечественной библейской археологии. Итогом его работы должна была стать многотомная «Библейская археология», однако вышел в 1920 г. в Петрограде лишь первый том, под ред. В.П. Рыбинского. При интерпретации археологических данных, полученных на Ближнем Востоке, акцент был сделан на их использовании для буквального доказательства библейских повествований. С. Песоцкий составил сравнительную хронологическую таблицу ветхозаветных персонажей и современных им событий в странах Междуречья. Эпос о Гильгамеше, где упоминается Всемирный потоп, объяснялся как доказательство общечеловеческой памяти об этом событии. Таким же доказательством Песоцкий считал и клинописные документы, сообщавшие о допотопных династиях. Привлекались археологические данные и для освещения точной хронологии Священной истории. Весь доступный в конце XIX в. археологический материал был использован в компилятивном труде профессора А.П. Лопухина «Библейская история». Автор дал целостную панораму священных событий, начиная с первобытных времен и кончая завершением апостольского века. В главах, посвященных Палестине, он часто использует этнографические данные для доказательства историчности библейских событий, относящихся к дописьменной эпохе, и потому фиксируемых в глубинных пластах народных преданий (например, о райском блаженстве и древе познания добра и зла, о единстве прародителей и об их грехопадении, о Всемирном потопе и построении вавилонской башни). На основании Силоамской надписи Лопухин делал вывод о том, что иудеи до вавилонского плена были грамотным народом, и поэтому невозможно отвергать аутентичность библейских текстов допленного периода, что было общим местом западной библейской критики. В то же время для Лопухина характерно некритическое привлечение археологического материала для подтверждения библейских текстов. Например, памятники финикийских колонистов в Испании он считал свидетельством о массовом бегстве хананеев от Иисуса Навина, Харам аш-Шариф в Иерусалиме – подлинными могилами ветхозаветных патриархов, городской колодец в Наблусе – колодцем Иакова, египетскую «Сказку о двух братьях» – пересказом истории об Иосифе, изображение предводителя похода на эфиопов на стенах Фиванского храма – портретом Моисея, отсутствие в XIX в. гробницы Тутмоса IV – свидетельством его гибели в водах Красного моря, древнейшее погребение с кладом каменных ножей – могилой Иисуса Навина и т.п. Лопухин, подобно многим американским богословам конца XIX – начала XX в., признавая историчность повествования Пятикнижия о египетских казнях, манне в пустыне, переходах через Красное море и Иордан, давал им рационалистическое объяснение. В последней четверти XIX в. российские ученые начали полевые исследования. Основная роль в их проведении принадлежала Русской Духовной миссии в Иерусалиме и императорскому Палестинскому православному обществу.