Второй элемент книги «Тысяча и одна ночь» — тот, который наслоился в Багдаде. Исследователи отмечают, что в противоположность персидским сказкам багдадские, в семитском духе, отличаются не столько общей занимательностью фабулы и художественной последовательностью в её разработке, сколько талантливостью и остроумием отдельных частей повести или даже отдельных фраз и выражений. По содержанию это, во-первых, городские новеллы с интересной любовной завязкой, для разрешения которой нередко выступает на сцену, как dues ex machina, благодетельный халиф; во-вторых – рассказы, разъясняющие возникновение какого-нибудь характерного поэтического двустишия и более уместные в историко-литературных, стилистических хрестоматиях. Возможно, что в багдадские изводы книги «Тысяча и одна ночь» входили также, хоть и не в полном виде, «Путешествия Синдбада»; но Карл Броккельман полагает, что этот роман, отсутствующий во многих рукописях, вписан был в книгу «Тысяча и одна ночь» уже позже. Когда книга «Тысяча и одна ночь» начала переписываться в Египте, в неё вошёл третий составной элемент: местные каирские сказки, «del' genero picaresco», как говорит Эструп. Исследователи отмечают, что каирских сказок два типа: одни – бытовые фаблио, в которых излагаются ловкие проделки плутов (например, искусного вора Ахмеда ад-Данафа) и всякие забавные происшествия, причём бросаются камешки в огород нечестных и подкупных властей и духовенства; другие – сказки с элементом сверхъестественным и фантастическим, но совсем иного рода, чем в персидских сказках: там духи и демоны имеют среди людей своих любимцев и нелюбимцев, а здесь играет роль талисман (например, волшебная лампа Аладдина), слепо помогающий своему владетелю, кто бы он ни был, и стихийно обращающийся против своего прежнего владетеля, если попадёт в другие руки; исследователи полагают, что темы таких сказок унаследованы арабским Египтом от классического древнего Египта. В Египте же с той целью, чтобы сказочного материала хватило как раз на «Тысячу и одну ночь», некоторые переписчики вставляли в сборник такие произведения, которые прежде имели совершенно отдельное литературное существование и составились в разные периоды: длинный роман о царе Номане, враге христиан, «Синдбадова книга» (о женском коварстве), быть может, «Приключения Синдбада-морехода», «Царь Джильад и министр Шимас», «Ахыкар Премудрый» (древнерусский Акир), «Таваддода» и др. В 1899 г. Виктор Шовен («La récension égyptienne des 1001 nuits»), рассмотрев египетские сказки «Тысячи и одной ночи» с точки зрения художественности, отметил, что между ними есть талантливые (вроде «Сказки о горбуне» со вставленными историями «Молчаливого цирюльника»), а остальные – бездарные. По соображениям Виктора Шовена (впрочем, требующим ещё проверки), первая группа составилась раньше второй. Так как во второй (объёмистой) группе рассыпано много рассказов об обращении евреев в ислам, и есть много прямо заимствованного из еврейской литературы, то Виктор Шовен заключает, что последним, заключительным редактором книги «Тысяча и одна ночь» был еврей, принявший ислам; по его мнению, таким евреем мог бы быть Псевдо-маймонид, автор еврейской книги «Клятва», напечатанной в Константинополе в 1518 г.