Когда завоевание Египта Османской империей подорвало арабскую интеллектуальную жизнь и литературу, то книга «Тысяча и одна ночь», по мнению Йозефа фон Хаммера-Пургшталя, перестала разрастаться и сохранилась уже в том виде, в каком её застало османское завоевание. Радикально противоположное воззрение высказано было Сильвестром де Саси, который отвергал индийскую теорию и полагал, что свидетельство аль-Масуди не может считаться достоверным. Исследователь доказывал, что весь дух и мировоззрение книги «Тысяча и одна ночь» – насквозь мусульманские, нравы – арабские и притом довольно поздние, уже не аббасидского периода, обычная сцена действия – арабские места (Багдад, Мосул, Дамаск, Каир), язык – не классический арабский, а, скорее, простонародный, с проявлением, по-видимому, сирийских диалектных особенностей, т.е. близкий к эпохе литературного упадка. Отсюда у Сильвестра де Саси следовал вывод, что книга «Тысяча и одна ночь» есть вполне арабское произведение, составленное не постепенно, а сразу, одним автором, в Сирии, около половины XV в.; смерть, вероятно, прервала работу сирийца-составителя, и потому книга «Тысяча и одна ночь» была закончена его продолжателями, которые и приписывали к сборнику разные концовки из другого сказочного материала, ходившего среди арабов, – например, из «Путешествий Синдбада», Синдбадовой книги о женском коварстве и т.п. Из персидского «Хезар-эфсане», по убеждению Сильвестра де Саси, сирийский составитель арабской «Тысячи и одной ночи» ничего не взял, кроме заглавия и рамки, т.е. манеры влагать сказки в уста Шехрезады; если же какая-нибудь местность с чисто арабской обстановкой и нравами подчас именуется в «Тысяче и одной ночи» Персией, Индией или Китаем, то это делается только для большей важности и порождает в результате одни лишь забавные анахронизмы. Последующие учёные постарались примирить оба взгляда. Особенно важным в этом отношении оказался авторитет Эдварда Лейна, известного знатока этнографии Египта. В предположениях о более поздней датировке составления книги «Тысяча и одна ночь» одним автором на позднеарабской почве Эдвард Лейн пошёл ещё дальше, чем де Сильвестр Саси: из упоминаний о построенной в 1501 г. мечети Адилийе, об употреблении кофе и табака (один раз), об огнестрельном оружии этнограф заключал, что книга «Тысяча и одна ночь» была начата в конце XV в.  и закончена в первой четверти XVI в., а заключительные фрагменты могли быть присоединены к сборнику даже при османах, т.е. в XVI–XVII вв. Язык и стиль книги «Тысяча и одна ночь» Эдвард Лейн расценил как обыкновенный стиль грамотного, но не слишком учёного египтянина XV–XVI в., поскольку в произведении описываются египетские реалии именно того времени, а топография городов, хотя они и фигурируют как персидские, месопотамские и сирийские топонимы, есть обстоятельная топография Каира поздней мамелюкской эпохи. В литературной обработке книги «Тысяча и одна ночь» Эдвард Лейн усматривал такую замечательную однородность и выдержанность позднего египетского колорита, что не допускал постепенной компоновки сочинения на протяжении столетия и признавал только одного, максимум двух составителей (второй мог окончить сборник), которые (или который) в течение недолгого времени, точнее на рубеже XV–XVI вв., и скомпилировали книгу «Тысяча и одна ночь» в Каире при мамелюкском дворе.