Таким образом, говоря о различиях, он не забывал о единстве Христа: «Мы не отделяем человека от божества, но учим об одном и том же» Христе. Поэтому он осуждал тех, кто «вводит двух Сыновей, одного от Бога и Отца, а второго от матери». Для того чтобы проиллюстрировать единственность Сына, он предложил формулу, которая стала одной из основ различения природ и ипостаси во Христе: «То, из чего (состоит) Спаситель – иное и иное…, но не иной и иной». Григорию Богослову принадлежит ещё одна формула, которая сыграла важную роль в дальнейшей истории становления христологической доктрины. Она возникла в качестве аргумента против Аполлинариева отрицания человеческого ума во Христе: «Если кто возложил упование на безумного человека, т.е. Христа, лишённого человеческого ума, воистину является безумцем и совершенно недостоин спасения. Ибо что не воспринято, то не уврачевано; то спасается, что соединилось с Богом». Данное выражение стало ключевым при решении всех вопросов, относившихся к полноте воспринятого Христом человечества. По мнению Амвросия Медиоланского, «Сын Божий, вследствие Своего Божества сотворивший всё, впоследствии для спасения людей воспринял плоть и смертные страдания». Один и Тот же был раб и Господь, Всевышний и человек. «Тот, Кто прежде век был от Отца, Он же впоследствии принял плоть от Девы». Христос один (unus) и не разделён по числу (inseparabilis numero). В одном Лице Иисуса Христа соединились две природы – божественная и человеческая: «Христос, будучи образом Божиим, то есть пребывая в полноте божества, воспринял образ раба, то есть полную и совершенную человеческую природу, чтобы у Него не было недостатка как в божественном, так и в человеческом, и Он был бы совершенен в обеих природах» (perfectus in utraque forma). Таким образом, Христос был одновременно «и Бог и человек» (Deus et homo), в Котором следует различать божество и плоть. На основании Евангелия от Луки (1:35) Амвросий полагает, что «творцом воплощения Господа» (creator Dominicae incarnationis) был Святой Дух. Обе природы Спасителя были совершенными и истинными (utrumque verum). Умаление, или кеносис (exinanitus, minoratus), Сына Божия не коснулось Его божества: «В воплощении Он не отложил то, чем был, но соблюл, и не перестал быть во образе Божьем, но сохранил его; и поскольку через восприятие плоти не изменилась (Его) божественная слава, но осталась неизменной, Он одержал победу и не утратил Своего могущества». С точки зрения Амвросия, кеносис и состоит в смиренном восприятии Богом человеческой природы со всеми последствиями, так что Христос был «равным (Богу Отцу) в образе Божьем, но меньшим (Его) в восприятии плоти и в человеческих страданиях», одновременно «и Великим и малым». Умаление же божественной природы во Христе невозможно уже потому, что она неизменна и не может превратиться в природу плоти. Амвросий особенно подчёркивал полноту и истинность человеческой природы Спасителя. Плоть Бога Слова была истинной плотью (vera caro), имела «естественную сущность плоти» (naturalis substantia carnis), а не просто «подобие плоти» (similitudo carnis). Он учил, что Бог воспринял не только человеческую плоть, но и душу: «Если Он воспринял человеческую плоть, то было бы последовательным, чтобы Он совершил воплощение во всём его совершенстве и полноте, то есть Он воспринял плоть, чтобы её воскресить; воспринял и душу, причём душу совершенную, разумную, человеческую». Ибо «какая была бы нам польза, если бы Христос не искупил всего (totum) человека?» Вместе с телом и душой Сын воспринял все телесные потребности и душевные аффекты: «Тот, Кто воспринял тело, должен был принять и всё, что свойственно телу, чтобы Он мог алкать, жаждать, смущаться, печалиться». Поскольку грех (culpa, «вина») гнездился в большей степени в страстях (аффектах), то Христос и должен был воспринять и исцелить именно то, в чём сосредоточивался грех. При этом, хотя Христос и «имел нашу плоть, но плоть Его не имела порочности (vitium)», иначе Он не смог бы избавить от греха других людей. Он был «свободен от вины, непричастен греху, незапятнан пороком». Это, прежде всего, относится к первородному греху. Амвросий выводил безгрешность Христа из независимости Его рождения от супружеских отношений, которые, по его мнению, служат каналом передачи наследственного греха: Христос «не как все остальные люди рождён от соединения (per mixtione) мужа и жены, но Он, родившись от Святого Духа и Девы, воспринял непорочное тело, которое не только не осквернили никакие пороки, но и не запятнало никакое беззаконное соединение (injuriosa concretio) рождения или зачатия». Подчёркивая наличие двух природ во Христе, Амвросий считал необходимым признать в Нём и два соответствующих действия, и две воли. Ибо «где есть различные сущности, там не может быть одно действие». Поэтому во Христе одно действие человеческое, а другое божественное, а там, «где нет одного действия, нет и одной воли, то есть во Христе одна воля человеческая, а другая – божественная (alia voluntas hominis, alia Dei)». Учение Августина Блаженного о Воплощении претерпело значительную эволюцию в течение его жизни.