Киевляне в усобице Изяслава Мстиславича и Юрия Долгорукого предпочтение отдавали Изяславу. Но вроде бы достаточно прочно утвердившись на киевском столе и отпраздновав после смерти супруги вторую свадьбу с дочерью абазинского «царя», Изяслав Мстиславич заболел и через несколько дней скончался. Изяслав Давыдович на короткое время овладел Киевом, но без боя уступил его Юрию Долгорукому. Из Суздаля в Киев приехала и гречанка-княгиня с малолетними сыновьями Михаилом и Всеволодом. На пути в Киев она останавливалась в Смоленске (из Ростовской земли по-прежнему ездили в Киев через Смоленск), где ее приветливо встречал и провожал смоленский князь Ростислав Мстиславич (с Изяславом Мстиславичем они были от разных матерей). А старший сын Юрия – Андрей по собственной инициативе покинул «Русь» и отправился в «Залескую землю». У Юрия отношения с сыном были довольно напряженными. Изяслав не случайно обращался именно к Андрею, когда искал примирения с дядей. Исследователи подчеркивают, что главным источником напряженности была именно мачеха, которая активно вмешивалась в религиозные и политические коллизии. Согласно летописи, отправляясь на северо-восток, Андрей захватил с собой икону Богородицы, оковав ее золотом и украсив драгоценностями. Позднее перенесению этой прибывшей из Византии иконы будут посвящены специальные сказания. В Ростово-Суздальской земле Андрей Юрьевич сразу отличился благочестием, завершая строительство начатых при отце храмов и закладывая новые. Вместе с тем, и в какой-то мере на этой волне, он бросает вызов тем, на кого опиралась княгиня-мачеха и следовавший за ней отец. Нестор был фактически изгнан еще при жизни Юрия. Летописец старый Ростовский, может быть, и впрямь связан с именем Нестора. Но это другой Нестор, ни в чем не схожий с Нестором из Владимира Волынского. И тот, и другой прославляют Печерский монастырь, но прославляют его по-разному. Оба настроены провизинтийски, но для Нестора из Владимира – это восприятие христианства, а для Нестора из Ростова – это еще и политика, слава варягам и безусловное подчинение Константинопольскому патриарху. Политическая тенденциозность Летописца старого Ростовского, как считают исследователи, явилась причиной ограниченности его распространения. Ростовскому летописанию вообще не везло: оно дошло до нас лишь в небольших отрывках (в основном, в передаче Татищева). В отличие от «Повести временных лет» тематика ростовской письменной традиции была заужена даже с точки зрения истории Печерского монастыря. Киевские летописцы явно замалчивали варяжское влияние, весьма заметное при Ярославе. Но проваряжская тенденциозность не могла не вызвать решительного противодействия. Исследователи находят примечательным текст, с которого Симон начинает перечень печерских подвижников. Он называет Леонтия, Ростовского епископа, который вообще не упоминается в «Повести временных лет». По мнению Симона (со ссылкой на Ростовский летописец), это был «великий святитель, его же Бог прослави нетлением. И се бысть первый престольник, его же неверние много мучивши и бивше; и се третий гражданин бысть Рускаго мира: с онема варягами венчася от Христа, его же ради пострада». Симон считает Лаврентия «третьим» святым после двух варягов, убитых в Киеве язычниками в 983 г. Но на Руси с XI в. гораздо шире был распространен культ Бориса и Глеба, совершенно заслонивших культ отца и сына варягов, которые к тому же вообще не были канонизированы. Обретение же мощей Леонтия приходится лишь на 1160 г., когда круг святителей был уже достаточно широким. 1156 год оказался роковым для прогреческой (и проваряжской) партии. В этом году умер игумен Печерского монастыря грек Феодосий (1142–1156 гг.). Новгородский епископ Нифонт, прибывший встретиться с поставленным Константинополем митрополитом Константином, сразу после прибытия в Киев разболелся и скончался в Печерском монастыре.