Наличие человеческой природы уже не ограничивает божественные свойства Иисуса Христа, восседающего одесную Отца. Игнатий Богоносец свидетельствует: «Бог во плоти, в смерти истинная жизнь, от Марии и от Бога, сперва подверженный, а потом не подверженный страданию». Кирилл Александрийский: «Сын Божий стал человеком не для того, чтобы навсегда остаться в мерах уничижения, но для того, чтобы, приняв вместе с уничижением всё свойственное ему, однако, будучи Богом по природе, открыться в уничижении Богом же, украсить в Себе человеческую природу, показав её участницей в священных и божественных достоинствах». Иоанн Дамаскин уточнял различие состояний Господа через характеристики тления – естественные страсти: голод, жажду, утомляемость и т.д., и истления – совершенное разложение естества на первоэлементы. Согласно его учению, до воскресения человечество Христа было тленным, но неистленным; после воскресения оно пребывает нетленным и неистленным навсегда. В течение земной жизни Иисус Христос учил Своих учеников смирению и самоуничижению как Своим личным примером (не мстил за Себя, не осуждал оскорбляющих Его, умывал ноги ученикам, взошёл на Крест и т.п.), так и через проповедь: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет её» (Лк. 9:23 –24). Смирение Иисуса Христа стало образом подражания для христиан и духовным средством для преображения. Наиболее ярко кенотические принципы самоотречения в христианстве проявились в мужественном перенесении страданий за веру. Например, Игнатий Богоносец, идя на мучения, писал: «Я желаю страдать, но не знаю, достоин ли»; «если мы через Него не готовы добровольно умереть по образу страдания Его, то жизни Его нет в нас». После окончания эпохи гонения на церковь идеи духовного преображения души через смирение и самоотречение нашли наиболее полное выражение в аскетических принципах монашеской жизни, а также в принципах христианской жизни в миру, которая должна являть пример жертвенного служения Богу и ближним по образу Христа Спасителя. В русском богословии теме кеносиса уделялось заметное внимание в XIX–XX вв. Помимо изложений в догматических курсах она являлась предметом многих экзегетических сочинений, в систематическом плане к ней обращались Михаил Михайлович Тареев, священник Павел Александрович Флоренский, Владимир Николаевич Лосский. Протоиерей Сергий Николаевич Булгаков связывал кеносис не только с воплощением и Страстями Христа, но и с творением мира, усматривая во всех этих божественных актах проявление кенотической сути любви как исконного содержания внутритроичной жизни Бога. Концентрируясь на христологическом измерении кеносиса, архиепископ Василий (Кривошеин) подчёркивал, что Господь воспринял страдание не пассивно, но активно: Он позволил Своему человеческому естеству испытать реальную смерть: «Добровольность смерти нужно понимать не только в том смысле, что Христос не сопротивлялся распинавшим Его, но и что, будучи неподвластным смерти, Он по собственной воле умер на Кресте по человечеству».