В этом же смысле Игнатий советовал оказывать послушание вообще всем братиям монастыря. По его мнению, подобное послушание ограничивается соответствием приказаний закону Божию, уставу монастыря и распоряжениям игумена. Воззрения Игнатия на послушание выведены им не только из чтения св. отцов, но и из собственного опыта монашеской жизни. По его мысли, оскудение наставников связано с «драмой» Русской церкви, которая обозначилась отделением «жизни гражданской» от «жизни церковной». Секуляризация монастырских имений нанесла монашеству сокрушительный удар, который поразил не только его хозяйственную деятельность, но и внутреннюю организацию. Монастыри стали сословными, вход в них оказался затруднительным для лиц, не принадлежащих к духовному сословию, и это отрицательно сказалось на духовном подвиге. Даже оптинские старцы, по мнению Игнатия, учили лишь телесному подвигу, страшась «умного делания». Макарий Оптинский, которого Игнатий считал «лучшим наставником монашества» своего времени, «решительно отвергал умное делание, называл его причиной прелести и преподавал одно телесное исполнение заповедей». Вместе с тем недостатки монашества суть недостатки христианского общества в целом: монашество – лишь барометр, который и в закрытой комнате «верно указывает уличную погоду». И если доживает свой срок оно, то доживает свой срок и христианство, а значит – и весь мир. Правда, монастыри ещё «испускают лучи света на христианство», в них пока ещё есть строгое догматическое и нравственное православное учение и даже подвижники, небезуспешно занимающиеся умным деланием, которые «возделали себя чтением Писания и святых Отцов, при вере и молитве, одушевлённой смиренным, но могущественным покаянием». Критика «Запада» во многом определила взгляды Игнатия на догматическое богословие и аскетику. Вероучение Западной церкви (под которой Игнатий понимал все современное ему западное христианство – и католичество, и протестантизм), согласно Игнатию, должно быть безусловно отвергнуто, т.к. оно заражено ересью, которая является хулой на Святого Духа. В сочинениях Игнатий не однажды даёт определение ереси: «Что такое – ересь? Ересь есть примесь к откровенному Богопознанию учения, заимствованного из плотского мудрования, общего отступникам духам и отступникам человекам. Откровенное Богопознание преподано Самим Богом; оно не терпит никакой примеси; оно вполне отвергается как прямым отрицанием, так и примесью. Такая примесь – отрицание прикрытое». Ересь, в понимании Игнатия, – это, прежде всего, «грех ума», который расценивается им как «возмущение и восстание твари против Творца, восстание и возмущение ничтожнейшего, ограниченнейшего существа – человека против всесовершенного Бога», против Его откровения, которое не нуждается в человеческом вмешательстве и должно быть «принято и содержимо одною смиренною верою, как вполне превысшее человеческого разума», с благоговением и покорностью. По мнению Игнатия, понятие «ересь» шире, чем «вероучительное заблуждение», поскольку содержит в себе двоякую хулу на Святого Духа: «...Она хулит или догмат Святого Духа, или действие Святого Духа». Подобно тому, как богословие разделяется на теоретическое и опытное, ересь может проявляться не только в вероучении, но и в опыте жизни: «К ересям должно отнести и то учение, которое, не прикасаясь ни догматов, ни таинств, отвергает жительство по заповедям Христовым, и дозволяет христианам жительство языческое. Это учение… – отречение от Христа… В новейшие времена языческая жизнь явилась первоначально в недре папизма; языческое чувство и вкус папистов выказываются с особенной яркостию в применении искусств к предметам религии, в живописных и изваянных изображениях святых, в их церковном пении и музыке, в их религиозной поэзии».