Сохранилось только послание Василия, которое содержит аргументы в пользу существования чувственного рая, схожие с аргументами Игнатия. Он писал, что о гибели земного рая «мы не слыхали, и в Писании, где об этом святом рае пишется, о том не нашли… Илия святой в раю живёт, встретил его там Агапий святой и кусок хлеба у него взял. И святой Макарий за двадцать поприщ жил от святого рая. А Ефросим святой был в раю, и три яблока принёс из рая, и дал игумену своему Василию…, (и) когда приблизилось Успение Владычицы нашей Богородицы, ангел цветущие финиковые ветви из рая принёс, знаменуя этим, где Она теперь будет…» Дальнейший ход мысли новгородского архиепископа ведёт его к изложению апокрифического сказания о том, как «то место святого рая находил Моислав-новгородец и сын его Иаков». Игнатий не обращался к апокрифам, однако в его рассуждениях присутствует характерная для древнерусской традиции цельность восприятия мира и жизни, основанная на общности Писания, Предания и богослужебной жизни. Для Игнатия в споре о душе был важен мистико-аскетический аспект, в то время как для Феофана важнее был нравственно-аскетический аспект. «Душа – эфирна. – Кто же это думает у нас, Богу молится, чает горняго и ради того отказывается от всего земного и вещественного?» – спрашивает Феофан. Игнатий, в свою очередь, неоднократно повторял, что для него в данном вопросе решающее значение имел опыт (свой и чужой) соприкосновения с миром невидимым. Так, например, в ответе Феофану от 4 июня 1865 г. он писал: «Вступил я в монастырь в 1827 году, а начал заниматься Писанием и отцами гораздо раньше, – можно сказать, с детства. С 1843 года, независимо от меня, необходимость заставила вникать подробнее и точнее в значение души и сотворённых духов… В противность понятиям, заимствованным у западных мечтателей, опыт доказывает верность учения Отцов со всею решительностию». В другом месте Игнатий рассказывает об опыте знакомого ему мирянина, который, проводя благочестивую жизнь, сподобился увидеть «мытарства, шествие по ним душ, видел отверзшиеся небеса и там то самое, что видел св. Андрей». До конца жизни Игнатий не отступил от своих воззрений, защищая в них, прежде всего, достоверность своего духовного опыта. Исходным пунктом в деле спасения для каждого человека, по мысли Игнатия, должно стать ощущение близости вечной погибели. Гибель эта состоит в том, что вследствие грехопадения Святой Дух, «Который составлял как бы душу всего существа человеческого», отступил от него, и человек, будучи предоставлен своему собственному естеству, «заражённому греховным ядом», вступил в общение с дьяволом. Христианство возвращает человеку первоначальное достоинство «сосуда» Святого Духа. Дар творения становится даром искупления, которое состоит в замещении согрешившего человека Искупителем. Казни, на которые обречён был человеческий род после грехопадения, заменены Его казнью, недостаток заслуг человеческих – бесконечным достоинством Богочеловека, жертвы, приносимые человеком, – единой искупительной Жертвой. «Жертва за греховность человечества долженствовала быть чуждою греха, вполне непорочною. Этого мало: она долженствовала быть безмерной цены, чтобы могла искупить человечество, виновное пред бесконечным Богом, невыкупимое, следовательно, никакой ограниченной ценой, как бы эта цена ни была велика. Естество человеческое соделало Богочеловека способным быть Жертвою, а естество Божеское дало этой Жертве безмерную цену».