Таким образом, в имяславии (как называли его защитники), или имябожии (таким было именование со стороны противников), оказались тесно соединёнными традиции неоплатонизма, Псевдо-Дионисия Ареопагита, исихазма и паламизма. Поскольку расцвет религиозной философии в России опередил развитие академического богословия, богословская оценка имяславия со стороны профессора Сергея Викторовича Троицкого и Святейшего Синода, с одной стороны, не была исчерпывающе убедительной, особенно после «силовых аргументов» на Афоне, а с другой, не была воспринята надлежащим образом. И сторонники, и противники имяславия опирались, в частности, на авторитет Иоанна Кронштадтского, формально находившегося вне традиционных рамок исихазма, но в дневниках которого находится много сведений о почитании Имени Божия. Жизнь и уникальный опыт этого святого, отражённый в дневниках, позволяют исследователям говорить ещё об одном своеобразном вкладе России в исихазм, расширяющем и видоизменяющем традицию путём подвижничества в миру при сохранении сути традиции – борьбы с помыслами, хранения сердца и обожения всего человека. Любовь к творению Божию, открытость сердца к людским страданиям, тем не менее, не могут компенсировать в русском исихазме недостаток богословской рефлексии, когда ум стоит на страже сердечных помыслов; тем самым исихазм был менее защищён перед лицом ересей и ложного мистицизма. В целом исследователи отмечают недостаточную изученность русского исихазма как феномена, что затрудняет его адекватную оценку. Сам термин «исихазм» употребляется обычно применительно к восточной традиции, и это справедливо, если иметь в виду второе (в смысле конкретной устойчивой формулы Иисусовой молитвы) и третье значения термина. Однако, по мнению исследователей, здесь недостаточно изучены типологические параллели между почитанием имени Иисуса в Византии и в средневековой Европе и между литературным наследием византийских и западноевропейских мистиков. По наблюдениям современного учёного Михаила Юрьевича Реутина, почитание имени Иисуса было широко распространено в женских цистерцианских и доминиканских монастырях Саксонии, Баварии, Швабии и восточных кантонов Швейцарии в XIII–XIV вв.; следы этой традиции заметны во многих текстах так называемой «женской мистики»: «Струящемся свете Божества» Мехтхильды Магдебургской, «Посланнике Божественной любви» Гертруды Великой, «Книге особой благодати» Мехтхильды из Хакеборна (монастырь Хельфта, Саксония), «Откровениях» Кристины Эбнер, Адельхайд Лангманн (монастырь Энгельталь), Кристины Эбнер (монастырь Мединген близ современного города Диллинген-на-Дунае, Швабия) и т.д. Как пишет М.Ю. Реутин: «В бытность викарием Тюрингии, провинциалом Саксонии и куратором в округе Страсбурга доминиканский теолог (Майстер Экхарт) столкнулся с мощной традицией почитания имени Иисус Христос (Jesus Cristus), взятом в вокативе… “В то время со мной также случалось и ещё часто случается ныне, – пишет в своих “Откровениях” насельница швабского монастыря Мединген Маргарет Эбнер, – что по ночам меня посещает столь могучая Божия благодать, что я не могу совершать никаких внешних дел, да и себя едва помню. А внутри ощущается сладостность, великая благодать и подлинное присутствие Бога в душе. Всё сие запечатлевает во мне Его сладчайшее имя  “Иисус Христос”. Я столь часто его повторяла, что бывшие подле меня и считавшие утверждали: я порой произносила “Иисусе Христе” до тысячи раз. У меня не было никаких сил перестать, пока на то не было соизволения Божьего».