В пользу такого вывода говорят и предположенные Алексеем Георгиевичем Дунаевым в двух местах аллюзии на произведения Эпиктета и Платона, а также знакомство (возможно, опосредованное) с одним из сочинений Ямвлиха. В таком случае преимущественное влияние стоицизма свидетельствует опять-таки в пользу, скорее, V, а не VII в. Если автор сотниц жил на острове Карпаф между Родосом и Критом (или происходил оттуда), то его знакомство со стоицизмом тем более вероятно и объяснимо, что именно на Родосе в период позднего эллинизма процветала стоическая школа, оказывавшая влияние на области, прилегавшие к Антиохии. В творениях Иоанна Карпафийского прослеживается также гораздо более важная и вполне очевидная линия: влияние монашеской традиции, близкой к патериковым кругам. Уже сам жанр «глав» (столь популярных в поздней Византии) связан, по мнению исследователей, как с античной (преимущественно стоической) литературой, так и с изречениями («апофтегмами») египетских монахов. С первой их роднят афористичность, порой вызывающая трудности интерпретации, и философско-этическая направленность; со вторыми – жизненно-аскетический и духовный план. Исследователи не сомневаются, что Иоанн Карпафийский знаком с монастырским уставом и обычаями, да и вряд ли монахи из Индии стали бы специально обращаться к человеку, не обладающему глубоким знанием монашеской жизни. Однако некоторые нюансы говорят о непосредственных влияниях именно патериковой традиции, в недрах которой начало развиваться учение о непрестанной молитве. Отсутствие некоторых «технических» черт, характерных для более поздних святоотеческих наставлений о постоянной молитве, впервые прослеживающихся у Диадоха Фотикийского и, в основном, формулируемых уже у Иоанна Лествичника, также указывает на V в. Дальнейшее изучение сотниц и вполне вероятное открытие цитат или аллюзий из христианской литературы, оставшихся пока неатрибуированными или незамеченными, по мнению исследователей, позволит с большей определённостью ответить на поставленный вопрос. Так, Д. Краусмюллер, сравнив обе сотницы с «Пандектами» (начало VII в.), определил верхний предел жизни Иоанна Карпафийского не позднее VI в. Вывод учёного о нижней границе, базирующийся на полемике против учения о вечности мира (которая будто бы не могла возникнуть раньше 500 г.), вызывает у исследователей сомнения. Итак, наиболее вероятный промежуток времени, в который мог жить Иоанна Карпафийский, – это V–VII вв. В пользу VII в. говорят отождествление автора, называемого епископом в некоторых рукописных надписаниях, с участником шестого Вселенского собора и, быть может, наличие арабского перевода первой сотницы, а в пользу V в. – все другие соображения.