По мнению многих учёных, Индия может указывать и на Эфиопию из-за неопределённости и специфики употребления географического термина. Уже в античный период обе области назывались «Индия». В географическом сочинении «Expositio totius mundi et gentium», составленном в 359 г., собственно Индия называется India maior, а Нубия – India minor. Однако Д. Бальфур, ссылаясь на исследование А. Диля, пишет, что это терминологическое неразличение держалось до V в. Начиная с VI в. в «образованных кругах» подобная практика, по мнению А. Диля, исчезла, и жители Аксума стали называться «эфиопами», а Индии – «индийцами». Тем не менее, А. Диль замечает, что благодаря православным церковным историкам и «популярным греческим летописцам» смешение названий проникло и в позднюю византийскую эпоху. Исследователи считают немаловажным, что имя Иоанна Карпафийского фигурирует в одном и том же кодексе Фотия вместе с Диадохом Фотикийским и Нилом Синайским – известными аскетическими авторами V в. Очевидно, что составитель кодекса должен был иметь какие-то основания для помещения их творений в одной рукописи, а у Фотия – не только тематические и стилистические критерии для сравнения их друг с другом и с ещё одним автором V в., Марком Подвижником: если все эти лица жили в одно время, то сопоставление их становится вполне естественным и закономерным. Исследователи учитывают, что и составители «Добротолюбия» поместили творения этих авторов почти в том же порядке (Нил Синайский – Диадох Фотикийский – Иоанн Карпафийский). В одной рукописи представлен другой «набор», отчасти пересекающийся с перечнем Фотия: Марк Подвижник, Диадох Фотикийский, Иоанн Карпафийский и Максим Исповедник. Для определения времени жизни Иоанна Карпафийского, скорее, V в., нежели VII, у исследователей есть и внутренние основания. Так, вторая сотница начинается с опровержения дуализма (манихейства). Эта тема была, пожалуй, более актуальной для V, чем для VII в., хотя антиманихейская полемика встречается и у Максима Исповедника и Иоанна Дамаскина. Терминология и некоторые аргументы автора свидетельствуют о влиянии на него стоицизма. Исследователи не могут согласиться с Д. Бальфуром, который полагал что с античной философией Иоанн Карпафийский был знаком лишь опосредованно, через Евагрия Понтийского. Если деление способностей души на вожделеющую, разумную и яростную, как и всей философии на три части (у христианских авторов – на фисиологическую, практическую и богословскую), ещё не обязательно свидетельствует о знакомстве Иоанна Карпафийского с платонизмом и перипатетизмом в силу распространённости и популярности подобного рода трёхчастных построений, то довольно специфический термин «конечная причина» и сам стиль рассуждений первых глав второй сотницы свидетельствуют об определённом знакомстве автора с античной философией.