Крайняя бедность, превращающая честных и добрых людей в «тварей дрожащих», неправедное богатство, делающее хозяином жизни злую, кровососущую «вошь», показаны в романе в «прогрессивном» контексте лишённых твёрдых духовных оснований и отчётливого нравственного содержания идей и шатких понятий «капитализма» и «социализма», воинствующего экономизма и утилитарной этики – идей и понятий, либо упрочивающих социальное неравенство, либо предполагающих насильственную перемену мест и декораций в извечном иерархическом порядке. «Гармонию» индивидуальных и общественных выгод в утилитарно-потребительском жизнеустроении пропагандирует в романе преуспевающий делец Лужин, довольный тем, что «мы безвозвратно отрезали себя от прошедшего» и вместо вредных предубеждений занялись новыми мыслями и полезными сочинениями во имя науки и экономической правды. Принимая евангельскую заповедь о любви к Богу и ближнему за устаревший предрассудок, он противопоставляет ей принцип личной наживы как основной двигатель материального процветания и прогресса в целом. В этой атмосфере зарождается логически простой замысел Родиона Раскольникова восстановить попранное человеческое достоинство путём справедливого перераспределения неправедно нажитого капитала. Причём, по его расчёту, удар топора, лишающий жизни старуху-процентщицу, должен оказаться математически ничтожной величиной по сравнению с гуманной целью и принесённой угнетённым людям пользой. Теория Раскольникова, питаемая атмосферой эгоцентрических ценностей, выражала протест личности, на которую давила «экономика» и «физиология», против её превращения в органный «штифтик». Реализация этой теории открывает неведомые глубины сложной души героя, в которой любовь к людям и желание помочь им парадоксальным образом соседствуют с презрением к ним и желанием властвовать над ними. Не описывая в романе процесс духовного возрождения Раскольникова столь же подробно, как его нравственные мытарства, Ф.М. Достоевский ясно очертил контуры такого возрождения. Осознав сущность и гибельность своей теории, Раскольников испытывает спасительные мучения совести и готовность к покаянию. На каторге под его подушкой «лежало Евангелие», с помощью которого только и можно преодолеть влияние бесовских сил в «законе Я». В черновых записях к «Преступлению и наказанию» сострадание, страдание вообще – единственный путь к обретению любящего сознания, высшей полноты и гармонии жизни: «Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием... Человек не родится для счастья. Человек заслуживает своё счастье, и всегда страданием. Тут нет никакой несправедливости, ибо жизненное знание и сознание (то есть непосредственно чувствуемое телом и духом, то есть жизненным всем процессом) приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себе». Надежду на восстановление личности преступника Ф.М. Достоевский видел в том, что для человека всегда открыт путь к «непосредственному сознанию» и «великой радости», что в нём нельзя окончательно растоптать совесть и любовь, так же органично присущие человеческой природе, как и противоположные им свойства. На этой органичности основано «наказание» Раскольникова – чувство разомкнутости и разъединённости с человечеством, которое он ощутил тотчас же после совершения преступления, замучило его.