Одна из самых главных и заветных мыслей Ф.М. Достоевского, доверенная его герою, звучит так: «На земле же воистину мы как бы блуждаем, и не было бы драгоценного Христова образа пред нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом». Потому-то так важно, заключал писатель, беречь «знамя Христово», ибо только оно помогает ясно различать добро и зло, не позволяет «слепотствующему» уму увлекаться ложными ценностями, оживляет в очищающемся сердце подлинную любовь. Для изображения всего комплекса идей, связанных с «тайной человека», пронизывающих всё эстетическое пространство в романах Ф.М. Достоевского, требовался особый художественный метод, который он называл «реализмом в высшем смысле» или «фантастическим реализмом». «У меня, – отмечал писатель, – свой особенный взгляд на действительность (в искусстве), и то, что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительного. Обыденность явлений и казённый взгляд на них, по-моему, не есть ещё реализм, а даже напротив». Событийная исключительность, сгущающая в себе жизненные закономерности, для Ф.М. Достоевского намного реальнее обыденности, потому что она незримо слита с более полным, глубоким и целостным объёмом действительности. «Нам знакомо, – писал он, – одно лишь насущное видимо-текущее, да и то по наглядке, а концы и начала – это всё ещё пока для человека фантастическое». «Фантастичность» его «реализма в высшем смысле» заключается в том, что он не столько показывает знакомую по «наглядке» «видимо-текущую» жизнь человеческой души, сколько раскрывает её корни. Эти онтологические глубины фантастичны постольку, поскольку они, как «концы» и «начала» социальной действительности, невидимы, подобно корням дерева. Иван Сергеевич Тургенев считал, что писатель должен быть психологом, но тайным: он должен знать и чувствовать корни явлений, но представлять только сами явления – в их расцвете и увядании. Ф.М. Достоевский же поступает противоположным образом и становится «явным» психологом («пневматологом»), снимает оболочку обыденности со своих героев и воплощает их сущностные духовные свойства. Так, «фантастический», «высший» реализм соотносится в творчестве Ф.М. Достоевского с целостным изучением границ и пределов природы человека, фундаментальных противоречий его свободы, идеалов, возможностей и перспектив. Отсюда проистекает пророческий характер его творческого метода: «Совершенно другие я понятия имею о действительности и реализме, чем наши реалисты и критики… Ихним реализмом – сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснишь. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты». Ф.М. Достоевский предсказывал за многие десятилетия результаты определённых общественно-исторических процессов, предупреждал о тупиках грядущего мирового развития. Внутренняя логика «реализма в высшем смысле», основанного на единстве христианской онтологии, антропологии и историософии, по-своему «прорастает» в каждом его крупном романе. Свойства «закона Я» и закономерности проявления эгоистической гордости, скрепляющие единство волевых импульсов, характеров, используемых идей и теорий целого ряда ведущих персонажей Ф.М. Достоевского, рельефно выражаются в романе «Преступление и наказание» (1866 г.).