Эффекты воздействия благодати, описываемые в христианской мистико-аскетической литературе, во многом подобны экстраординарному религиозному опыту других религий и мистических движений (в том числе неоплатонической школы). В то же время многие ортодоксально настроенные христиане склонны отрицать саму возможность благодатного присутствия Бога вне пределов церкви, рассматривая внехристианский духовный опыт как самообман (по-славянски «прелесть»), т.е. как псевдодуховные состояния, сугубо психические переживания религиозного характера, лишь воспринимаемые как результат действия благодати Бога. Христианский апологет и проповедник Священного Писания среди эллинистических книжников Климент Александрийский (около 150 – около 215 гг.) вводит другие понятия благодати. В «Педагоге», разъясняя текст Евангелия от Иоанна (1:17), он говорит, что Закон, данный «через Моисея Словом», есть «древняя благодать». «Потому, – указывает он далее, – и говорит Писание: Закон через Моисея дан был, – не Моисеем, но Словом, через Моисея, Его слугу; посему он и был временным. Вечная же благодать, то есть истина, произошла через Иисуса Христа. Взгляните на слова Писания: в отношении к Закону говорится только «дан был»; истина же, поскольку она есть благодать Отца, есть непрерывное делание Слова, и о ней не говорится, что она «даётся», но что она «происходит» «через Иисуса», без Которого «ничто не начало быть» (Ин. 1:3)». Объясняя воздействие благодати на человека, Климент говорит о «превосходной» (или «особенной») благодати, с помощью которой человеческая воля, подобно бегуну, преодолевает все преграды («скачет через рытвины») и, будучи окрылённой, «устремляет свой полёт в область горнего». Он уже начинает говорить о световой природе благодати: «Благодать Божественная есть особого рода свет; едва только проникла она в душу, как уже всю её осветила». При этом святость, достигаемая праведником с помощью благодати, «отражается на лице его неким сиянием, которое поражает вас своим величием и красотой: это – отблеск Логоса. Как свет солнечный приносит с собой не только свет, но и теплоту, так и этот свет неразрывно соединён в душе с любовью, которая нисходит в неё от Бога и привносит в гностика нечто Божественное». Для греческого христианского теолога, философа и учёного Оригена (около 185–254 гг.), ученика Климента Александрийского, характерно продолжение древней традиции постижения благодати через призму домостроительного проявления Святой Троицы. Вместе с тем, анализируя духовное состояние человека, Ориген начинает обращать больше внимания на соотношение Божественной благодати и свободы выбора человека и на условия, при которых благодатное воздействие становится возможным. Объясняя Послания к Римлянам (12:6–8) и 1 Коринфянам (12:7–11), он отмечает: «Мне кажется, что Апостол, когда пишет как к Римлянам, так и к Коринфянам, учит о трёх способах получения благодати, чтобы показать, что в этом случае хотя нечто зависит от нас, однако весьма многое – от щедрот Божиих». Он полагает, что есть «мера веры», по которой когда кто-либо получает благодать, полагает, что она «дается на пользу»; полагает и то, что Дух разделяет «якоже хощет». «Чтобы в нас оказалась такая вера, которая могла бы заслужить высшую благодать (здесь Ориген, по-видимому, имеет в виду ту же благодать, какую его учитель Климент называл «превосходной» или «особенной»), – это дело нашего труда и старания, а чтобы давалась на пользу и была совершенно полезна для принимающего – это дело Божественного определения, и только от Него зависит, хочет ли Он дать или нет». На примере фараона, сердце которого ожесточалось под воздействием чудес, совершаемых Богом через Моисея, Ориген показывает, что действия благодати могут восприниматься различно, в зависимости от состояния самого человека. Эти действия он сравнивает с дождём, после которого «возделанная земля.... приносит плоды, а запущенная и невозделанная приносит терния». Ориген с предостережением обращается к тем, кто имеет благодать: усматривая причину падения дьявола в том, что «он приписал самому себе (а не Богу) те преимущества, какие имел, будучи еще чистым», он просит носителей благодати не забывать, «что они достигли высшей степени блаженства не столько сами собою, сколько благодаря неизреченной благодати Божией».