В поле зрения православных историков естественно находятся только отношения с Византией. Как-то вскользь упоминается мощный сосед, безусловно влиявший на геополитику региона, — именно Хазарский каганат, где шла ожесточенная борьба между исламом и иудаизмом, и лишь косвенно летопись впоследствии касается вопроса выбора веры при князе Владимире, что говорит о том, что и в Киеве религиозные вопросы занимали далеко не последнее место. Здесь также могла существовать и активно действовать иудейская партия, поскольку там была сильна еврейская община. Не случайно Святослав, укрепившись на киевском престоле, в первую очередь, разгромил Хазарию и впоследствии оказался жертвой этой политической ошибки. Кочевники, которые раньше были послушными данниками каганата, осмелились напасть на дружину киевского князя и убить Святослава. Но могло быть и самое обычное предательство со стороны Свенельда, который, как известно, в это время был рядом с князем, а затем почему-то поспешил в Киев. Почему не погиб он сам, защищая князя? И почему так торопился в Киев? Вопросов здесь больше, чем ответов.

Нет достаточных оснований утверждать или отрицать, что за образом княгини Ольги могут скрываться две женщины, которые не были ни княгинями, ни предводительницами вообще, а играли роль марионеток, скрывавших истинные намерения активных участников тех событий. Но можно утверждать, что политическая борьба за киевский престол между различными партиями со смертью Святослава не закончилась. Летопись рассказывает о длительной войне Святославичей и Ольговичей (не от слова «Ольга», а от слова «Олег», т.е. имеются в виду потомки Олега Святославича (иначе – «Гориславича»)), в результате которой Киев действительно стал центром русских земель.

Принято считать, что собственно история Руси началась тогда, когда она столкнулась с христианским миром. Первые известия об этом столкновении донесли до нас жития византийских святых – Стефана Сурожского и Георгия Амастридского. Свойственные житийному жанру стереотипы, в том числе описания чудес, не позволяют напрямую выявлять исторические реалии – исследователи до сих пор спорят, к какому времени могут относиться события, описанные в житиях.

Житие Стефана Сурожского сохранилось в русском переводе, включенном в агиографический сборник не ранее середины XV в. Греческое Житие традиционно датируется X в. и описывает события первой трети IX в., содержит повествование, часто связываемое с событиями истории Руси. В нем рассказывается, как на побережье Таврики напало войско новгородцев под командованием князя Бравлина (в некоторых вариантах вместо личного имени говорится о воителе – «князе бранливе»), которое после жестокой битвы завоевало территорию от Херсонеса-Корсуня до Керчи и подступило к Сурожу (Согдее, современный Судак). После десятидневной осады ворота были проломлены, город взят, и начался его грабеж. Сам Бравлин попытался овладеть сокровищами местного Софийского собора, где находилась гробница св. Стефана, епископа Сурожского. Но у гроба святого, из которого князь намеревался взять «царское одеяло», золото, жемчуг, драгоценные камни и сосуды, его разбил паралич: «обратилось лицо его назад», на губах выступила пена. Князь успел возопить о видении – некий «великий и святой муж» ударил его по лицу. В результате Бравлин приказал своим «боярам» прекратить разорение Сурожа и вернуть горожанам награбленное, Стефан же страшным голосом велел князю принять крещение, иначе не вернуться ему домой. «Если встану, – ответствовал пораженный недугом князь, – крещусь!»