Для понимания утраченной культуры звона и её исторически достоверной реконструкции в настоящее время особое значение приобретают графические (нотные) и аудиотехнические записи звона, иконографические и письменные (документальные) источники. Графические (нотные) записи звона известны исследователям в виде набросков небольших фрагментов, произведённых обычно с исследовательской целью. В основном, это партитурные или одно-двустрочные записи в нотолинейной системе, как правило, с указанием звуковысотной позиции. Другой тип ритмической партитуры, без обозначения высоты звуков, представлен в брошюре Сергея Гавриловича Рыбакова, в записи М.А. Балакирева (1880 гг.) и в рукописи 1841 г., принадлежавшей иеромонаху Иерониму (Суханову), в настоящее время самом раннем образце графической фиксации звона. Выполненная им запись фрагмента ростовского звона представляет собой три пятилинейных нотных стана полукруглой формы с нарисованными вдоль них колоколами разной величины. В центре этого изображения находится большой колокол, полукружия от которого расходятся в разные стороны, наподобие звуковых волн. При каждом нотном стане указано название группы колоколов, которой он соответствует (большой, переборные, зазвонки). Звуковысотная характеристика фиксируется лишь условно (ни на одной строчке иеромонахом Иеронимом не выставлен ключ, и различия в позициях нот на нотоносце исследователи считают относительными). К партии переборных колоколов подтекстован фрагмент покаянного стиха, напев которого мог быть ритмоинтонационным прообразом данного звона. Другим нотным источником, дающим представление о звуковой организации отдельных колоколов, являются слуховые записи звуковых спектров колоколов, выполненные московским звонарём Константином Константиновичем Сараджевым (1900–1942 гг.). Он нотировал звучание многих больших колоколов Москвы и Подмосковья, Мариуполя, Одессы, Ростова-на-Дону, Севастополя, Саратова. К.К. Сараджев обладал феноменальным слухом и в пределах одной октавы различал более 1,5 тыс. звуков. Зафиксированные им звуковые спектры, содержащие до 12 и более тонов, характеризуют индивидуальное звучание колоколов. Некоторые музыканты XX в. также пытались нотировать колокольные спектры и звоны. Сохранились записи, которые делали композиторы Александр Дмитриевич Кастальский, Павел Афанасьевич Ипполитов, виолончелист Андрей Алексеевич Борисяк, звонарь московского Сретенского монастыря Павел Фёдорович Гедике, однако по количеству тонов в колокольных спектрах они значительно уступают записям К.К. Сараджева. Более объективной и точной формой фиксации колокольного звона в отличие от графической записи является звукозапись. Первые попытки фонофиксации звучания колоколов механическим путём исследователи признают очень несовершенными и не отражающими живую практику традиционного звона. Это – пластинка английской фирмы «Граммофон», сделанная в Москве зимой 1913/1914 гг. по инициативе звукорежиссёра Фреда Гайсберга, и фонограмма 1932 г. звона новгородского Юрьева монастыря, выполненная этномузыковедами Евгением Владимировичем Гиппиусом и Зинаиды Викторовны Эвальд незадолго до ликвидации этого колокольного набора. К настоящему времени есть фонограммы следующих звонов: ростовских, монастырей и храмов Москвы, Троице-Сергиевой лавры, Псково-Печерского монастыря, городов Золотого кольца, а также реконструкция северных звонов и звонов ансамбля Петропавловской крепости (Санкт-Петербург).