Среди других авторов исследователи выделяют самого императора Юстиниана, Константинопольского патриарха Сергия, которому принадлежит «Акафист Богородице» по случаю победы над аварами в 626 г., Иерусалимского патриарха Софрония и др. Низовой византийский читатель получает в эту эпоху и свою историографию, поскольку труды Прокопия или Агафия с их интеллектуальной и языковой утончённостью были ему непонятны. Для него создаётся специфически средневековая форма монашеской хроники, очень красочный памятник которой представляет собой «Хронография» монаха из Антиохии Иоанна Малалы (491–578 гг.), излагающая в 18-ти книгах историю всех народов от древнейших времён до 563 г. (исследователи полагают, что ныне утраченное заключение доходило до 574 г.). Малала путается в греческих и тем более римских древностях (для него ничего не стоит назвать Цицерона и Саллюстия «искуснейшими римскими поэтами», сделать Геродота продолжателем Полибия и щедро наделить мифического Циклопа вместо одного – тремя глазами). Но бойкое, красочное, живое изложение гарантировало его хронике успех, в особенности у потомков, когда Византия уже достаточно далеко отошла от своих античных историков. Мировая история в пересказе Иоанна Малалы превращается в сказку, примитивную и порой абсурдную, но не лишённую занимательности. Как у всякого сказочника, его фантазия по преимуществу оперирует образами царей и цариц, закономерно не находя себе материала в мире греко-римской древности (из всей истории республиканского Рима Малалу привлекает только нашествие галлов). Тем не менее, его «Хронике» следовали и подражали не только греческие и сирийские хронисты (Иоанн Эфесский, анонимный автор «Пасхальной хроники» и др.), но и западные историки (начиная с составителя латинской «Палатинской хроники», VIII в.); наконец, с X в. появляются славянские переводы, с XI в. – грузинский перевод, примерно тогда же славянские переводы получают хождение на Руси. Иоанн Малала предвосхитил общий стиль средневекового восприятия истории как череды чудесных, занимательных и назидательных эпизодов, в которых обнаруживается воля Божества. Чем его «Хроника» была для историографии (т.е. описания мира во времени), тем «Христианская топография» (первая половина VI в.) явилась для географии (т.е. описания мира в пространстве). Она дошла под не вполне достоверным именем Косьмы Индикоплова («Индикоплевст», т.е. «плаватель в Индию»). Автор – не учёный, а бывалый человек, купец и путешественник, своими глазами видевший дальние страны (Эфиопию, Аравию и т.д.) и на старости лет в душеспасительных целях пишущий об увиденном. Его космология – варварская: отрицая завоевания античной науки, он описывает Землю как плоскость, закрытую небесным сводом, над которым обретается верхний ярус мироздания – рай; его язык – близкий к живой речи. Его занимательные рассказы, наивно-мудрые рассуждения и сказочная картина мира имели для средневекового читателя исключительное обаяние. Поэтому «Христианская топография» была переведена на различные языки христианского мира (она пользовалась популярностью и в Древней Руси). Низовой характер имеет и переживающая расцвет в эти века аскетическая назидательная литература. Исследователи называют едва ли не важнейшим её памятником «Лествицу» синайского монаха Иоанна (около 525 – около 600 гг.), прозванного по своему главному труду «Лествичником» («Климаком»). «Лествица» (т.е. лестница) – проходящий через всю книгу сквозной символ трудного духовного восхождения. Выше всего автор ценит именно напряжённое усилие борьбы с самим собой, гораздо меньше доверяя умозрению и рафинированной созерцательности. Суровые предписания подвижнической морали изложены в «Лествице» очень простым и непринуждённым языком, перемежаются с доверительными рассказами о личных переживаниях или о том, что случилось с его собратьями по монашеской жизни. Большую роль играют сентенции, пословицы и поговорки фольклорного характера. Перевод «Лествицы» был известен на Руси с XI в. и пользовался огромной популярностью. Колониальный, преимущественно восточный, элемент нашёл яркое выражение в многочисленных сборниках рассказов V–VI вв. о пустынниках-аскетах византийских окраин (так называемые «патерики»). Этот вид монашества развился сначала в Египте, потом в Палестине и Сирии, откуда распространился и по внутренним областям. Соответствовавшие дохристианской культуре тех или других окраин, их верования отражались на исповедании этих монахов, а следовательно, и на рассказах патериков. Чары и мистерии Египта сказались в демонологии египетского патерика Еленопольского епископа Палладия «Лавсаика»; древнеизраильский культ – в «Боголюбивой истории» об аскетах евфратской страны Феодорита Кипрского; арабский и еврейский элементы – в палестинском патерике «Луге духовном» («Лимонаре») Иоанна Мосха. От самого начала византийской литературы известны в ней не признававшиеся официальной церковью книги с легендарными сюжетами и мотивами, прикреплёнными к лицам и событиям Ветхого и Нового Заветов и христианского культа вообще (эти книги частью ложно приписаны известным авторам и называются апокрифами).