Исследователям приходится учитывать, что учёные Запада (враги Восточной церкви) подходили с большим пристрастием к византийской литературе, не признавали её самобытного характера, считая её «архивом эллинизма» или отождествляли её историю с периодом упадка античной литературы. Но именно греки были носителями античной образованности, весьма почитавшейся другими народами империи. Несмотря на все трения, возникавшими между языческой эллинской традицией и христианством, система некоторых школьных ценностей в сфере философии (и особенно  словесности) остаётся незыблемой; сужается только область функционирования этих ценностей. Формально понятые заветы и каноны Античности существовали рядом с заповедями Библии и постановлениями Вселенских соборов, почти никак не соотносясь между собой, но со своей стороны полагая предел новаторской инициативе. Накануне эпохи императора Константина I Великого (323–337 гг.) социальные процессы внутри христианских общин, увеличивающихся в численности и всё чаще принимающих в свой состав представителей богатой и образованной общественной верхушки, делают возможным соединение христианской проповеди с самыми утончёнными формами античной риторики. Ещё в середине III в. работает Григорий Неокесарийский (около 213 – около 273 гг.), посвятивший своему учителю Оригену (около 185 – около 254 гг.) «Благодарственное слово» (или «Панегирик»). Тема речи – годы учения в александрийской церковной школе и путь собственного духовного становления (её облик определён сочетанием традиционных стилистических форм и новой по духу автобиографической интимности). Парадность панегирика и задушевность исповеди, репрезентативные и доверительные интонации здесь дополняют друг друга. Ещё сознательнее и отчётливее игра на контрастах старой формы и нового содержания проведена в диалоге епископа Олимпа Мефодия (Патарского; около 260 – 312 гг.) «Пир, или О любви». Сочинение изобилует платоновскими реминисценциями в языке и стиле, ситуациях и идеях, но место эллинского Эроса у него заняла христианская девственность, и содержание диалога – прославление аскезы. Неожиданный эффект создаётся осуществлённым в финале прорывом прозаического изложения и выходом к поэзии гимна: участницы диалога поют торжественно славословие мистическом браку Христа и Церкви. Исследователи полагают, что опыт Мефодия был близок к литургической практике христианских общин, но в «большой литературе» он надолго остаётся без последствий. В 360 гг. богослов-еретик и ученик языческого ритора Епифания Апполлинарий Лаодикийский, Младший (около 310 – около 390 гг.) пытается заново основать христианскую поэзию на иных, вполне традиционных началах. От его многочисленных сочинений (гекзаметрических переложений Ветхого и Нового Заветов, христианских гимнов в манере Пиндара, трагедий и комедий, имитирующих стиль Еврипида и Менандра) ничего не дошло. Некоторое понятие исследователям об этом роде творчества даёт приписанное Апполлинарию, но, как они полагают, более позднее переложение метром и языком Гомера псалмов Давида (столь же виртуозное, сколь и далёкое от живых тенденций литературного развития). Постепенно христианская проза ассимилирует всё новые жанры. Если христиане первых времён жили не воспоминаниями о прошлом, а чаяниями будущего, не историей, но эсхатологией, то теперь положение меняется, и церковь ощущает потребность в увековечивании своей истории. Удовлетворить эту потребность взялся епископ Кесарии Евсевий Памфил (около 260 – около 350 гг.). Ещё в пору гонений он составил «Хронологические таблицы и сокращённое изложение всеобщей истории эллинов и варваров» (христианство как «вселенская» религия стимулировало подобные опыты по приведению истории разных народов к одному знаменателю). Но его важнейшим трудом, положившим начало церковной историографии, явилась «Церковная история» в десяти книгах. Резонанс, который она получила, побудил автора четырежды переработать её, внося актуальный материал. В последнем варианте «Церковная история» доведена до 323 г. (т.е. эпохи Константина I Великого). Образцом для её структуры в большой степени послужил выработанный эллинистической наукой тип истории философских школ: таблицам преемства философских кафедр соответствуют таблицы преемства епископских кафедр, дана подробная библиография трудов богословов и иерархов. Эта формальная организация материала вполне сознательна и обоснована: Евсевий охотно называет христианскую религию «нашей философией». Ему также приписывается «Жизнеописание блаженного царя Константина», но это – пример не научной, а риторической историографии. По своим установкам и стилю этот типичный энкомий (похвальное слово) – продукт античной традиции, восходящий ещё к Исократу (IV в. до н.э.). Новой является христианская тенденция. Если старые риторы сравнивали прославляемых монархов с героями греко-римской мифологии и истории, то теперь объекты сопоставления берутся из Библии: Константин – это «новый Моисей». Тем не менее, схема самого сопоставления остаётся прежней.