«Фиваида» – не просто название местности в Верхнем Египте (близ столицы фараонов, которая в греческом обозначении называлась Фивы); это – символ другого мира, который был для многих столь же реальным, как и мир городов и сёл, но в силу своей особой природы более властно воздействовал на воображение и совесть. Так сложились обе силы, на протяжении Средних веков управлявшие умами и сердцами: одна опиралась на всё мирское и представляла собой позитивный синтез эпохи, другая противостояла всему мирскому и представляла собой мистические устремления века. У сирийцев и коптов впервые выкристаллизовался тот состав литературы, который стал типичным для византийского региона и, шире, для всей западной зоны Старого Света. Его формировали три направления: собственно дидактическое, в русле которого создавались такие тексты, как поучения, послания, проповеди, трактаты по методике монашеского самоуглубления (например, «Слова наставнические» Исаака Сириянина); дидактико-поэтические, проявляющиеся, главным образом, в произведениях, связанных с богослужебной практикой (начиная с еретических псалмов Бардесана и ортодоксальных гимнов Ефрема Сирина), но также и во внелитургических духовных стихах (какова, например, коптская песнь об Археллите); наконец, дидактико-повествовательное, выразившееся по преимуществу в житиях мучеников, церковных деятелей и подвижников-анахоретов. Все три направления складывались именно в юго-восточном углу христианской ойкумены и затем распространялись на запад, а позднее – на славянский мир. В Россию византийская книжность проникала в большинстве случаев через южно-славянские переводы в домонгольский период и редко переводилась непосредственно русскими. Таким образом, наличность византийской книжности определяется не одними греческими рукописями, но и славянскими переводами, которые иногда сохраняли произведения, неизвестные теперь в оригинале. В литературе византийского региона отчётливо определился и материал литературного творчества, который для общественного сознания того времени был неизменно реальным, хотя эта действительность воспринималась по-разному: в одних случаях это была действительность наблюдаемая, в других – представляемая. Но для человека первого тысячелетия христианской эры чудо было ничуть не менее конкретным происшествием, чем, скажем, уличная драка, а высланные Князем Тьмы женственные призраки, нарушавшие покой отшельника, ничуть не уступали по своей вещественности куртизанкам Эдессы, Антиохии или Александрии. Ангелы и бесы воспринимались как бытовые персонажи в точном смысле этого слова, были такими же обитателями мира келий и скитов, как и сами подвижники и затворники. Демоны шныряли под ногами аскетов, как домашние кошки или крысы, были привычными спутниками их будней. Поэтому исследователи утверждают, что, анализируя литературу той эпохи, нет смысла навязывать ей (её создателям и адресатам) наши представления о границах реальности и на этом основании проводить принципиальное различие между, например, хроникой и легендой, между произведениями на бытовом материале и на материале, который относится к области верований и поверий. Общность судьбы литератур византийского региона сказывается также и на той роли, которую сыграл для каждой из них VII век – век арабского нашествия, отдавшего во власть ислама две трети византийских владений, в том числе Египет, Сирию, Палестину и Верхнюю Месопотамию. Арабы оттеснили языки покорённых ими народов и превратили в язык образования, науки (а со временем и литературы) собственный язык, повсюду ввели ислам, уготовив христианам положение «зиммиев», т.е. замкнутого в своём узком кругу иноверческого меньшинства. Поэтому сирийская и коптская литературы после арабского завоевания начинают медленно угасать. Иначе обстояло дело с византийской литературой, продолжающей жить на недоступных арабам пространствах Греции и Малой Азии. Однако и она в VII в. претерпевает глубокий кризис, из которого выходит совсем иной, а в  XV в. разделяет судьбу своих коптской и сирийской сестёр. Исследователи делят историю византийской литературы на четыре периода: ранневизантийский (VI–VII вв.), VII–IX вв., IX–XII вв. и период Никейской империи. Её начало обычно относится к VI–VII вв., когда греческий язык становится в Византии господствующим. Тем не менее, история византийской литературы представляет собой одну из мало разработанных областей в мировой литературе. Причину этого специалистам приходится искать, главным образом, в том, что до сих пор остаются ещё неисследованными сложные социально-экономические факторы, которыми характеризуется история Византии, образовавшейся из восточных провинций и областей Римской империи, после того как её западная часть была в течение IV–V вв. захвачена германскими племенами. Памятники народного творчества Византии до нас не дошли. Сохранилась, главным образом, литература, созданная церковью, игравшей крупную экономическую и политическую роль в государственной жизни Византии (церковные Соборы ограничивали власть императора, а к VIII в. одна треть всех земель была сосредоточена у церкви).