Обращаясь к теме, которую развивали иконопочитатели VIII–IX вв. и имяславцы 1910 гг., протоиерей Сергий Булгаков говорит об иконе и надписи на ней: «Иконность в иконе создаётся её надписанием, именем, как средоточием воплощения слова, богооткровения. Вся икона есть разросшееся имя, которое облекается не только в звуки слова, но и в разные вспомогательные средства – краски, формы, образы; изображение в иконе есть иероглиф имени, который поэтому и должен быть определённо стилизован по подлиннику, и он получает значение иероглифической азбуки священных имён». Если икона есть «разросшееся имя», то и имя Божие, в свою очередь, является словесной иконой Божества. «И этих икон столько же, сколько имён», – подчёркивает протоиерей Сергий Булгаков. Все ветхозаветные имена Божьи являются сказуемыми к одному подлежащему – Божеству; каждое из этих сказуемых есть «отпечаток Имени Божия в слове, как и всякая икона». Подчёркивая иконный характер имени Божия, протоиерей Сергий Булгаков вместе с тем утверждал, что имя Божие выше иконы по своей приближённости к Божеству. Икона всегда остаётся иноприродной Богу, материальной, тогда как, например, в церковных таинствах происходит преложение (протоиерей Сергий Булгаков пользуется термином «пресуществление») материальной реальности в нематериальную, божественную: «Что же больше, чем икона? То, в чём преодолена двойственность иконы, её человечность и иероглифичность, где мы имеем всереальнейшее присутствие Божества. Таковы Святые Дары, которые не есть икона, а больше, ибо есть Тот, Кто изображается на иконе, Сам Господь Иисус под видом хлеба и вина, с Божественным Телом и Кровью. Такого поглощения природного божественным, т.е. пресуществления, мы не имеем в иконе, она иноприродна по отношению к такой святости, и такою всегда остаётся». Вслед за иеросхимонахом Антонием (Булатовичем) протоиерей Сергий Булгаков утверждал, что имя Божие больше, чем икона, ибо в отличие от иконы материальное имя, становясь местом вселения в него Божества, пресуществляется, превращаясь из человеческого в богочеловеческое. Так же как священник П.А. Флоренский и А.Ф. Лосев, он считал идею символа ключом к пониманию природы имени Божия; человеческое слово в данном случае становится символом Бога и, следовательно, вместилищем реального присутствия Божия, богоявления. Во всех этих рассуждениях протоиерей Сергий Булгаков воспроизводит учение имяславцев о том, что имя Божие выше иконы и должно быть приравнено к таинствам. Он идёт дальше иеросхимонаха Антония (Булатовича), когда не только сопоставляет имя Божие с таинствами, но и говорит о «пресуществлении» имени Божия.