Исследователям известно «Послание В.В. к Б.И.» 1731/32 г. (имена не установлены), в котором В.В. обличает своего оппонента, не признававшего Никифора и других иереев. Однако при всех острых спорах будет соблюдаться единство согласия, а его руководители будут стремиться избегать открытого раскола. Двойственную позицию в споре о беглых иереях занимал упомянутый о. Максим (из беглых холопов). Несмотря на то, что в своих сочинениях он защищал беспоповскую практику, именно ему принадлежала главная роль в возобновлении в 1765 г. приема беглых священников, когда прежних иереев уже не осталось в живых. В Москве Максим встретился с какими-то грузинскими архимандритом и протоиереем, которые рассказали ему, что в грузинском духовенстве нет «примеса» обливательного Крещения. Вскоре известный невьянский иконописец Г. Коскин добыл в столицах некий «синодальный летописный протокол», из которого узнал то же самое о рязанских священниках. Поэтому о. Максим разрешил принимать грузинских и рязанских иереев, «исправляя» их. Первым был принят священник Иродион «рогожской исправы», затем были приняты еще более 20 священников. Но вскоре и их поведение, и правильность «исправы» Иродиона, родоначальника всей этой линии, стали вызывать большие споры. Во главе недовольных был авторитетный ирюмский крестьянин М.И. Галанин, автор нескольких исторических сочинений. Для примирения сторон о. Максим собрал в 1777 г. большой собор на Невьянском заводе. Выступая на нем, он признал справедливость критики беглых попов, но просил не отказываться от них ради молодежи, желающей торжественного церковного брака, и ради единства согласия. Собор принял компромисс, подобный провозглашенному на Ирюмском соборе 1723 г.: допускались как поповское, так и беспоповское требоисправления. Иереи вели службу в богатых часовнях Екатеринбурга и его купеческого пригорода Шарташа, но литургисать не решались (богослужение удалось начать в построенной Никольской церкви в Екатеринбурге в 1818 г.). Компромисс был ненадежным, ирюмские общины критиковали его, а городские и заводские несколько раз предпринимали попытки получить на каких-то условиях иереев «старой веры» с согласия правительства. Первая уральская челобитная о легализации «бегствующего священства» была направлена в 1735 г. императрице Анне Иоанновне влиятельной группой приказчиков, руководивших уральскими заводами. Однако это дело успеха не имело. Еще один центр беглопоповщины возник в 60 гг. XVIII в. на Средней Волге, между Саратовом и Самарой. Вторая «выгонка» Ветки и изданный незадолго до нее манифест Екатерины II от 4 декабря 1762 г., в соответствии с которым бежавшим за границу раскольникам разрешалось вернуться в Россию с сохранением своей веры, привели к появлению нового центра беглопоповщины – Иргизского. Среди предложенных дальновидной императрицей для поселения мест были и глухие, малонаселенные тогда места по нижнему и среднему течению р. Б. Иргиз, впадавшей слева в Волгу близ г. Вольска. Старообрядцам было отведено здесь 70 тыс. десятин земли. Вскоре, как и на Алтае и в Забайкалье, ветковские переселенцы создали здесь процветающий экономический регион, возникли богатые торговые и сельскохозяйственные слободы, население которых было тесно связано с беглопоповскими скитами и монастырями. В 1762 г. в 50 км вверх по Б. Иргизу от его устья возник Авраамиев скит. Вскоре в полусотне верст от него, выше по течению Б. Иргиза, появился Исаакиев скит, в 1764 г. там была возведена Покровская часовня, превращенная затем во Введенскую церковь. Примерно в это же время иеромонах Пахомий и инок Филарет основали третий крупнейший скит Иргиза – Пахомиев. Процветанию и превращению иргизских скитов в большие монастыри в немалой степени способствовал переселенец с Ветки монах Сергий (Юршев), в 1780 г. получивший от властей официальное разрешение на совершение богослужений на Иргизе.