Признавая допустимость приема иереев «нового» (никоновского и послениконовского) рукоположения, последователи Феодосия выработали при этом ряд правил, зачастую трудноисполнимых. Ссылаясь на авторитет епископа Павла Коломенского, противника патриарха Никона, многие последователи Феодосия стали признавать «истинными» лишь тех священников, в отношении которых не было сомнений в трехпогружательности их крещения, крещения епископов, их рукоположивших, а также старообрядческих иереев, которые их «исправляли». Понятно, что это нередко требовало трудных изысканий, результат которых легко было поставить под сомнение, поэтому споры об «истинности» целых «линий» беглых священников, восходящих к ветковским «исправлениям», продолжались подчас и в ХХ в. В 1735 г. была осуществлена первая «выгонка» Ветки. Отряд из пяти полков под командованием полковника Сытина выполнил приказ императрицы Анны Иоанновны «очистить Ветку» и соседние поселения: старообрядцы числом 13 или 40 тыс. были выведены в Россию, в слободы Стародубья, а их прежние жилища и монастыри были сожжены. В Покровском монастыре было захвачено 682 книги и еще «полтора мешка… мелких книжек». Эта «выгонка» привела к укреплению стародубского центра «старой веры», Ветка же постепенно возродилась на старом пепелище. Опять были построены монастыри, возведена часовня, в 1758 г. освящена новая церковь, где по-прежнему «исправляли» беглых священников. По приказанию императрицы Екатерины II генерал Маслов с двумя полками осуществил в 1764 г. вторую «выгонку» Ветки: около 20 тыс. человек были выведены на Алтай и в Забайкалье, из них 1803 человека были отданы служить в Томский и Селенгинский полки. Так на этнографической карте Сибири возникли два ярких пятна: алтайские «поляки» и забайкальские «семейские». Старообрядцы этих поселений выделялись своей верностью традициям, трудолюбием и зажиточностью. В XVIII–XX вв. их окормляли беглые иереи, преимущественно с Иргиза и Урала. Сама же Ветка после второй «выгонки» потеряла свое былое значение, хотя старообрядцы там живут и поныне. Другим важным общероссийским центром беглопоповщины уже в XVII в. стала местность по р. Керженец в Нижегородских пределах (впадает слева в Волгу близ г. Лысково). Недаром слово «кержак» нередко употребляется и сегодня, обозначая вообще любого стойкого старообрядца. С самого начала церковного раскола в глухих лесах Семёновского уезда Нижегородской губернии и по соседству появились многочисленные скиты. Первый скит – Смольяны, весьма авторитетный на Керженце, возник в 1656 г. и просуществовал до 1708 г. Многих привлекало сюда присутствие иеромонаха Дионисия (Шуйского), возглавлявшего этот скит и имевшего большой запас мирра и Св. Даров, освященных при патриархе Иосифе. Именно Дионисий ввел на Керженце около 1690 г. прием в «сущем чине» священников послениконовского поставления. Первым из них стал Соловецкий иеромонах Софроний, будущий основатель и руководитель главного беглопоповского согласия Керженца, Урала и Сибири – софонтиевского. Некоторое время в Смольянском скиту жил Феодосий Рыльский перед своим уходом на Ветку. Около 1690 г. на Керженце возник скит основателя другого беглопоповского согласия – Онуфрия; из этого скита распространялись по Керженцу шедшие со всей России от многих старообрядцев богатые пожертвования. В первые годы XVIII в. на Керженце появился и основатель третьего из керженских беглопоповских согласий – диакон Александр из Нерехты, возглавивший в 1709 г. Лаврентьевский скит; его согласие стали называть дьяконовским. Серьезные споры и разногласия между руководителями беглопоповских скитов и согласий Керженца возникли почти с начала их существования. Старец Сергий (Крашенинников) привез на Керженец письма своего учителя Аввакума, созданные в ходе споров с диаконом Федором по важнейшим вопросам православной догматики. В скиту Онуфрия эти письма приняли с благоговением: переплетенные в бархат, они стояли рядом с иконами, их читали за богослужением.