Их глубокое сходство с идеологией и богослужением разных направлений христианства было очевидным. Поэтому теологи неизбежно должны были задаться вопросами: откуда происходит подобное сходство, и что такое подлинное таинство? Эта проблема заботит отцов церкви уже во II в. и еще больше поглощает внимание представителей крупных школ Александрии, Антиохии, Карфагена и Рима и ведет к изоляции и запрету всех нехристианских культов государственными властями в конце IV в., стремившимися предотвратить возможные скандальные проявления их родства с христианством. В сложном процессе формирования теологии противоречие между иерархией и массами простых верующих еще более усилилось. Верующие чувствовали себя чуждыми диспутам между различными течениями, если только в них не участвовали руководители их общин, с которыми они себя отождествляли, богослужебные и обрядовые формулы которых они поддерживали. Характерно, что схоластические рассуждения богословов восточных школ, переведенные на латинский язык, приобретают большую точность. Не случайно первый систематический трактат, посвященный вопросу о троичности Бога, вышел из латиноязычной среды. Его автор, римский священник Новатиан, писавший в середине III в., был приверженцем нетерпимости в области религиозной жизни. Его влияние распространялось и на общины Северной Африки. В Риме и Карфагене возникло движение, которое воспротивилось более снисходительному применению церковных законов к отступникам: тот, кто предал общину, отказавшись из страха или по расчету от своей веры, более недостоин к ней принадлежать. Латинский язык начинает утверждаться как носитель норм жизни, отличавшихся от нестрогих устоев более сложных по этническому и социальному составу эллинистических общин. Начинает вырисовываться церковь нового типа – бюрократическая, претендующая на исключительное представительство христианского движения: закладываются основы реального главенства церковной иерархии, которое позже оформится в централизованную власть римского епископа. Однако латинизация церкви началась в Северной Африке, а не в Риме, где впервые на латинский язык переведена Библия, появились первые священные гимны, культ мучеников, погребальные поминки и т.д. Здесь же доминирует фигура Тертуллиана, который использовал древний римский «Закон двенадцати таблиц», введенный с некоторыми исправлениями в провинциях эдиктом императоров Септимия Севера и Каракаллы в 199 г. Закон устанавливал, что владелец земельного надела, который он занимает хотя бы десять лет, может отвергнуть любое посягательство на него по правилу истечения срока давности. Тертуллиан использует этот закон в сочинении «Право давности лет для еретиков», чтобы применить ту же норму к церковным порядкам. Его идея такова: подлинное ядро христианского вероучения находится в руках иерархии, поскольку она определенный срок непрерывно управляет церковью. Ему же принадлежит первоначальное использование ряда терминов и титулов, которые затем войдут в церковную традицию. Когда карфагенский епископ Агриппин объявил о своем намерении отпустить грехи виновным в телесных грехах и вновь принять их в лоно церкви, Тертуллиан ответил ему трактатом «О целомудрии», использовав в нем изобретенную им самим в компрометирующих целях терминологию. Карфагенский прелат называет себя «епископом из епископов», «верховным понтификом», подобного высочайшим религиозным правителям язычников, заслуживая иронического прозвания «блаженнейшего отца», или папы. Характерно, что аналогичное решение, принятое в тот же период главой римской общины Каллистом, вызвало такую же реакцию теолога Ипполита, воспитанного в духе эллинистической культуры, видевшего в церкви собрание совершенных людей, ожидающих конца света.