Так, к коринфянам в отношении к брачной жизни он предъявлял менее строгие требования, чем к солунянам. Павел и его спутники основали церкви во многих местностях, однако история умалчивает о том, какими полномочиями он был наделен. Есть свидетельства, что его неоднократно вызывали в Иерусалим для отчета о своих словах и поступках. Иерусалимская христианская община в это время была сугубо еврейской, досконально соблюдала Закон Моисея, возглавлялась братом казненного Учителя и крайне нетерпимо относилась к любым отклонениям от иудаизма. Более того, и сам Спаситель говорил: «Я пришел не отменить Закон, но исполнить его». А Павел (Савл), учитывая, видимо, меняющиеся условия, отменял для иудеохристиан то обрезание, то кошерную пищу. Он говорил не о том и не так в тех синагогах, где останавливался проповедовать благую весть, и каждый его шаг, каждое слово были известны в Иерусалиме. Так, на Иерусалимском соборе, состоявшемся в присутствии Павла после его первого путешествия, вопрос об обязательности Закона Моисея для христиан из иудеев даже не поднимался: все члены собора, очевидно, признавали, что эта обязательность находится вне сомнения. Взгляд Павла был иной: он полагал всю оправдывающую человека силу только в Иисусе Христе, что он уже умер для Закона с тех пор, как обратился к Христу. Двенадцать апостолов ожидали, по-видимому, какого-нибудь внешнего события, которое стало бы сигналом для отмены Закона, например, явления Христа в славе, тогда как для апостола Павла необходимость этой отмены стала ясной с самого момента его призвания. Но он не хотел заставить других апостолов встать на его точку зрения, напротив, сам делал им уступки там, где они были главами иудеохристанских общин. При неверном толковании роли Павла и других апостолов в процессе превращения еврейских синагог в христианские общины остается загадкой, почему римские власти смешивали христианство с еврейством. Так, учение о церкви, возглавляемой Христом, как о мистическом теле, членами которого являются отдельные общины и каждый верующий, возникает в Посланиях Павла, но этого не могло быть до 65 г. н.э., когда он был казнен в Риме, согласно общепринятой хронологии. Потому что система управления общинами складывается только во II в. Считается даже, что именно апостол Павел (а вовсе не лично Христос) начал поставлять на дело служения, суть которого была в своего рода разрешении, даваемом от имени всех, т.е. от всей церкви, а значит – от имени самого Христа, что-то делать. Павел говорил: если есть у человека дар пророка, пусть будет пророком; если есть дар учителя, то пусть будет учителем церковных истин для людей, которых надо подготовить к крещению. И никакой «мистики», вполне здравый подход: все люди разные, хотя Дух Святой один, и каждый полезен больше там, где у него лучше получается. Однако при этом никакой «священный сан» апостолом Павлом не упоминается: простое и ясное дело поддержания порядка и дисциплины в небольшой церковной общине в сверхъестественных дарованиях не нуждается. Ведь именно для этого, а вовсе не для совершения евхаристии (богослужения) назначался епископ: ее мог совершить любой христианин, «лаик» (т.е. верный), и никакой епископ для этого был не нужен. Зато он оказался нужен явившимся гораздо позже «князьям церкви», чтобы властвовать над людьми и обосновать свою власть как незыблемую и неопровержимую. Поэтому возникает учение о посвящении, которое якобы меняет природу вступающего в церковь, а затем и учение о втором крещении, утверждающее различие самой природы «лаиков» и «клириков». Сами «посвященные» стали считать себя «особенными» и внушать эту идею остальным членам общины. Тогда-то и возникает представление о Христе как о «пастыре добром», который возложил руки на учеников и посвятил их в апостолы, дав им власть над «стадом», чтобы «пасти», а также «вязать и решать», т.е. определять судьбы людей.