Император должен был выслушать объяснения отцов Собора, но они были лишены возможности представить свои объяснения, потому что были приняты довольно своеобразные меры, клонившиеся не к тому, для чего они предпринимались из-за обострения отношений между епископами и гражданской властью: вокруг Эфеса был устроен полицейский кордон, который никого из членов Собора не выпускал из города. Тем самым отцы Собора были лишены возможности известить императора о том, что произошло в Эфесе. В конце концов, документы заседания 22 июня были доставлены в Константинополь хитростью: один человек, переодетый нищим, принёс документы в высверленной палке. Император должен был решить дело согласно одностороннему донесению, но, с другой стороны, партия антиохийских отцов тоже была недовольна, т.к. она признавала своё решение совершенно правильным и точно так же не подлежащим пересмотру. Когда для императора эти обстоятельства выяснились, он не имел повода ни настаивать на пересмотре дела, ни отменять своё решение. Между тем константинопольские сановники принялись богословствовать, и мнение слабого государя колебалось между признанием Эфесского собора и его полным осуждением. К несчастью, у Феодосия был такой характер, который нельзя назвать слабым в абсолютном смысле: он способен был на скорые энергичные заряды, но всегда заряжался зарядами того лица, с которым говорил последним. В результате пришли к мере, которая очень характерна для половинчатой политики этого императора, который и не хотел отступать от принятого им направления, и не имел твёрдости настаивать на выполнении его воли открыто. Константинопольские дипломаты сделали вид, что император и понятия не имеет, что в Эфесе епископы разделились, но имеет сведения о принятых там решениях. Он созывал один Собор и новую сакру адресует к одному Собору, т.е. ко всем епископам, к которым было послано приглашение, не исключая неявившихся и умерших, утверждает произнесённый Собором приговор и приглашает отцов в духе мира приступить к дальнейшим совещаниям. Эта сакра была прислана с министром финансов Иоанном, который сделал всё, что мог сделать человек с твёрдой волей. Отношения партий были уже настолько неприязненными, что нужно было назначить определённый порядок входа в помещение Иоанна, чтобы не вышло столкновений. Главный Собор и слышать не хотел о присутствии ими низложенного Нестория и даже Иоанна Антиохийского с восточными епископами. Тогда и Иоанн со своей стороны заявил, что ведь и Кирилл низложен, и его имя пропущено в адресе императорской сакры, как и имя Нестория. Комит Иоанн распорядился, чтобы их взяли под почётную стражу. Отцы главного Собора протестовали, но всё-таки остались и вместе выслушали сакру. Вечером взяли под стражу и Мемнона, очевидно, предполагая, что с устранением главных зачинщиков дело пойдёт лучше, – и ошиблись. Иоанн имел поручение потребовать от той и другой стороны письменное изложение веры. Восточные иерархи согласились, но Собор отказался, прикрываясь требованиями тогдашнего этикета: мы, заявляли отцы, знаем веру, и нас сюда вызывали не как еретиков, от которых требуется подобное изложение веры, чтобы испытывать образ мыслей; да и императору это изложение не нужно, потому что он знает православную веру, как сподобленный крещения.