По мнению исследователей, в конце жизни Альбер Камю наиболее отчётливо понимал причину собственного сопротивления христианству, объясняя его уже не метафизически, а психологически; так, в набросках к роману «Первый человек» исследователи встречают весьма характерный фрагмент: «Мы дети без Бога и отца, и наставники, которых нам предлагали, были нам противны. Мы жили без высшего закона. – Гордость». В понятии «гордость» (orgueil) воедино сводятся все основания, по которым христианство оказалось чуждым Альберу Камю, и одновременно подчёркивается лежащее в основе его внутренней борьбы с христианством принципиальное нежелание подчинять себя и свой разум высшему авторитету Бога, в какой бы форме он не проявлялся. Его отношение к христианской догматике не в аспекте личного религиозного выбора, а как к абстрактной системе мировоззрения характеризуется своего рода религиозный агностицизмом. Альбер Камю отказывался выносить какое-либо суждение об объективной истинности христианского вероучения, заявляя лишь, что он не может считать его субъективно истинным для себя: «Я никогда не исходил из принципа, что христианская истина призрачна (illusoire), но всегда заявлял лишь о том факте, что я не могу присоединиться к ней». Из этого разъяснения Альбера Камю исследователи сделали вывод, что критика Альбером Камю им тех или иных христианских догматов не является попыткой заявить об их абсолютной ложности, но лишь разъясняет основания отказа его самого от их принятия. Христианство, по убеждению Альбера Камю, – наиболее человечная религия, оно глубоко затрагивает каждого «благодаря тому, что его Бог принял облик человека». Ему близок образ страдающего и гибнущего за истину Христа, однако он отказывается принимать продолжение евангельской истории, поскольку зло в ней преодолевается «мифически»: «Правда и величие этого Бога кончаются на кресте, в тот миг, когда Он вопит о своей покинутости. Вырвем последние страницы из Евангелия, и перед нами окажется человеческая религия, культ одиночества и величия. Конечно, она невыносимо горька. Но в этом её правда, а всё остальное – ложь». Для Альбера Камю оказывается неприемлемой идея сверхъестественного вмешательства в ход событий, «исправляющего» их, а значит, и всё мистическое содержание христианства: воскресение Христово, чудеса, таинства, молитвы и т.п. Отделённая от воскресения, смерть Христа является апофеозом господства зла в мире; в возгласе богооставленности на Кресте Альбер Камю видел подтверждение того, что вера во всемогущего Бога невозможна в качестве рациональной: если Бог всемогущ, то Его «безответность» перед лицом страдания невинных людей не может быть совмещена с представлением о любящем людей Боге, Которого проповедует христианство. Единственное преодоление этого парадокса Альбер Камю видел в признании христианского учения о Христе как о совершенном Боге и совершенном человеке, в котором Бог со-страдает человеку в единстве с ним.