Численностью более тысячи человек, оно представляло собой часть Земского собора во главе с ростовским митрополитом Филаретом и князем Василием Голицыным. Послам вручили наказ, по которому они должны были настойчиво требовать, чтобы Владислав явился в Москву уже православным. Патриарх благословил послов и наказал им крепко стоять за православную веру, не поддаваясь ни на какие уговоры короля Сигизмунда. Королю же и королевичу он отправил особые грамоты, в которых убеждал их не противиться желанию народа видеть на русском престоле православного государя. Спустя несколько недель патриарха ждал новый удар. В ночь на 21 сентября 1610 г. бояре, опасавшиеся Тушинского вора, впустили в Москву польское войско гетмана Жолкевского. Протесты патриарха не были приняты во внимание. Ему было прямо сказано, что его дело смотреть за церковным строением, в мирские же дела ему вмешиваться не следует. Между тем Сигизмунд отказался от достигнутых ранее договоренностей. Теперь уже он сам, а не королевич Владислав намеревался занять русский престол. Разумеется, вопрос о переходе короля в православие даже не ставился; фактически шла речь о простом присоединении России к Речи Посполитой. Однако Филарет и Голицын не поддавались на уговоры поляков и твёрдо держались того наказа, который дал им патриарх. В конце концов, им пришлось отправлять в Москву гонца за дополнительными инструкциями. К тому времени в Москве уже знали о намерениях Сигизмунда. Среди бояр нашлось немало таких, кто был готов полностью подчиниться королю (ими двигало чувство самосохранения и животный страх перед чернью, всё ещё поддерживавшей Тушинского вора). И лишь патриарх по-прежнему стоял на защите православия и государственных интересов России. Не раз изменники-бояре приходили к нему, убеждая подчиниться требованиям короля. Во время одной из таких встреч, 30 ноября, Гермогену предложили подписать заранее составленную грамоту королю. Патриарх не только сам решительно отказался подписывать грамоту, но и запретил делать это боярам. Кроме того, он стал угрожать разрешением русских людей от клятвы королевичу Владиславу и призывом к открытой защите веры и государственности. В приступе гнева один из изменников, Михайло Салтыков, замахнулся ножом на патриарха. Гермоген не испугался, но тут же проклял боярина. Спустя немного времени Салтыков раскаялся и выпросил прощение (но, конечно, неискренне, лишь внешне; он так и остался личным врагом патриарха). На следующий день в Успенском соборе Гермоген обратился к народу с речью, убеждая собравшихся не присягать королю, но встать на защиту веры и отечества. Эти слова нашли живой отклик в сердцах людей, хотя поляки и постарались, чтобы речи патриарха не получили дальнейшего распространения. Бояре же всё-таки отправили грамоту своим послам под Смоленск с выражением готовности признать волю короля Сигизмунда. Подпись Гермогена отсутствовала, и это дало основание русским послам не подчиниться указаниям московских изменников. Голицын и Филарет заявили, что без согласия патриарха не может быть и речи о каких бы то ни было уступках. Василий Голицын говорил полякам: «У нас издавна так велось при прежних государях: когда какое-либо государственное или земское дело начиналось, то все государи наши призывали на совет патриарха и митрополитов и архиепископов, и без их совета ничего не приговаривали… Ныне по грехам нашим мы стали без государя, а патриарх у нас человек начальный (т.е. главный), и без патриарха ныне о таком деле советовать непригоже». Взбешённый король повелел заключить руководителей посольства под стражу и отослать в Польшу. Всякие переговоры были прекращены.