Он вновь и вновь напоминает о суетности, бренности и быстротечности земной жизни и не жалеет тут мрачных красок: в его диалоге живого с мертвецом натурализм достигает предела – Джакопоне подробно описывает, что происходит с каждой частью разлагающегося тела: «Эта смерть превращает тело в гниль, падаль; и непрестанный смрад тревожит многих людей; невозможно найти ни близких, ни друзей, ни родственников, которые однажды хотели бы, чтобы она была рядом». «Где же моя голова, так хорошо причёсанная, которая тебе помогала, кто тебе её побрил? Эта моя голова светлая, что некогда у меня была, потеряла плоть свою и разбросала её вокруг. Где же теперь глаза твои, столь сияющие? Они выброшены прочь со своего места, думаю, их сожрали черви, не испугались они твоего самохвальства. …Где же теперь нос твой, которым нюхал? Из-за этой болезни он упал, и тебе не помогли черви, Этот мой нос, который был у меня, чтобы нюхать, упал, наполненный страшным зловонием; я и не думал, когда был влюблён, о лживом мире, полным тщеславия: …Я потерял язык, которым говорил, …Закрой губы, чтобы прикрыть зубы; иначе тот, кто тебя увидит, подумает, что ты над ним смеёшься». Смерть разрушает плоть, превращая её в смрад, падаль, в конечном, счёте в ничто. В этом хорошо видно различие между Джакопоне да Тоди и его предшественником Франциском Ассизском, у которого природа и всё живое предстаёт во всей красе. У него природа всеми своими чудесами восхваляет человека; здесь нет враждебности. Лауды Джакопоне да Тоди – явление, заметно выделяющееся на фоне всей религиозной поэзии XIII в. В его поэзии доминируют психологические интересы и проблемы: это подтверждает язык произведений, зачастую очень насыщенный абстрактными терминами непосредственно психологической природы, обращённые к жизни духа. Порой в языке встречается очень мало конкретной терминологии, касающейся материальной стороны жизни: «Если бы боль преобладала надо мной, о чём бы я сожалел, и это сожаление сделало бы меня беспокойным: но если боль зависит от моей воли, мне в насмешку она ради любви». Некоторые выражения полны особого смысла, они рождаются из сложной постоянно протекающей внутренней работы, и представляет результат этого: «Язык не знает как выразить, как сердце ничего не может подумать: он доходит до того, чтобы сказать, что это боль, но полностью не может этого выразить из-за боли, которую испытывает». «Любовь, ты привела твоего возлюбленного (Христа) к такой страшной смерти, почему же ты не хочешь, чтобы я умер?» Подобный язык – это язык парящего духа в разряженной атмосфере, озабоченного проблемой собственного совершенства, постоянно стремящегося в высь и вместе с тем внимательного к своим движениям. Это не отстранённый эстетический интерес современного психолога, а чувство обострённой бдительности и моральной ответственности, которая сопровождает эти движения. Всё это становится очевидным, стоит лишь посмотреть на слова и предложения, поражающие своей конкретностью, порой брутальной. Это – выражение пренебрежения по отношению к самому себе: «Покойся, покойся в этом хлеве, как свинья на откорме!» Это – отвращение к греху: «Весь смрад, который когда либо был в мире, запах сероводорода от мёртвых тел, и всякий смрад от отхожих мест…»