Любовь божественная – смыл жизни истинного христианина. У Джакопоне она оживает, наделяется чертами, присущими человеку. Зародившись в сердце поэта как земное чувство, любовь постепенно меняется, «эволюционирует» и доходит до наивысшей степени – до любви божественной, которая становиться целью для достижения. Конфликт полярных состояний: жизни и смерти – материализуется у Джакопоне в постоянном споре тела и души. Именно эти образы занимают в его лаудах важное место, тем самым показывая его постоянную внутреннюю борьбу с самим собой на пути к Божественной любви, его презрение к плоти, которая является самым огромным препятствием, отделяющим человека от вечной жизни, и его попытки излечить «больную» душу от недугов: «Госпожа, страдание мне так опасно зло взяло верх надо мною, природа причиняет мне боль, будьте же великодушны, излечите меня!» Поэт обращается к Мадонне: «Donna!» Его страдание неизмеримо, он пронизан острой болью. Его натура, ощутившая жестокие удары судьбы, – это натура страдающая, скорбящая. Она просит милости быть излечённой от этой не утихающей боли. Его поэзия соткана из точных слов, слов, запечатлевшихся на его теле, словно выжженные огнём, оставили на его плоти глубокие незабываемые рубцы: «Так много страданий и телестных порывов, что убогий разум склоняется перед эти злом, становится животным и теряет всякий рассудок, такой путанницы невозможно было бы и придумать». «Сердце теряет покой…, и в него вселяется такая грусть…» Бедный разум не выдерживает разъярённых призывов его взволнованной натуры, он просто вынужден подчинится им, теряет осознание самого себя, становится животным, создаёт в сердце такое замешательство, которое человек не смог бы найти: non se porria scoprire. И в такое смятенное сердце приходит грусть. Отрицательное отношение к плоти, воспринимавшейся как могущественное орудие в руках дьявола, характерно в целом для средневекового религиозного сознания. Плоть – это то, что мешает спасению, затягивает душу в пучину греха, отсюда вытекает необходимость её немилосердного умерщвления. Лишь Франциск Ассизский выделялся на общем фоне снисхождением к нуждам бедного, немощного тела, изнемогавшего под бременем налагаемых на него ограничений. Средневековой литературе были хорошо известны так называемые прения души и тела, сохранилось немало латинских образцов подобных прений, до нас дошли анонимный «Спор тела и души» («Debat du corps et l’ame»), написанный в начале XII в. во Франции, и фрагмент испанской, также анонимной поэмы «Прение души и тела» («Disputa del alma y el cuerpo») начала XIII в.; в Италии аналогичные примеры зафиксированы в умбрских лаудариях, в XI в. эта тема появляется у доминиканского писателя-мистика Якопо Пассаванти. Но у Джакопоне эта расхожая тема перерастает в сложную проблему, которую он пытается разрешить, в том числе и в повседневной жизни. Душа и тело выступают в его творчестве как самостоятельные персонажи, каждый из которых отстаивает свою точку зрения в ожесточенном споре: «Душа обращается к телу: “Принесём покаянье, дабы нам избежать сурового приговора, и пусть мы заслужим славу, что столь приятна; да будем нести всякий груз с нежной любовью”. Тело в ответ: “Содрогаюсь от того, что ты говоришь; вскормлено я в наслаждениях, я не смогу того вынести; слабый мозг у меня, быстро могу обезуметь; мыслей подобных беги, не смей говорить мне о них”».