Настаивая вслед за Августином Блаженным на необходимости благодати, Фома Аквинский (1225–1274 гг.) полагал вместе с тем, что человек как творение, обладающее разумной природой, стремится к спасению и по своему естественному влечению. Поэтому в отличие от августинистов, отождествляющих человека с душой, томисты рассматривают его как самостоятельное сущее, образовавшееся от соединения души и тела. Следуя Аристотелю, согласно которому духовная душа является внутренним формирующим принципом тела, они понимают душу и тело не как обособленные субстанции, но как внутренние принципы – будучи объединены они и составляют полную субстанцию единого и целостного человека. При этом его индивидуальность и самостоятельность по отношению к другим субстанциям имеют источник в акте творения Богом существования каждой единичной субстанции. Самопознание человека и постижение им Бога мыслятся в ключе «аналогии сущего», понимания тварной природы (в особенности природы человека и его души) как подобия Творца при одновременном осознании всего их сущностного неподобия. Познавая собственную конечность, зависимость, несовершенство, человек направляет свое познание к признанию бытия Бога. Вожди Реформации отрицательно отнеслись к такому космологическому пониманию человека в перспективе аналогии сущего, включенности в порядок тварного мира и видимую церковь, восстановили, обновили и радикализовали августиновское понимание первородного греха и предопределения. М. Лютер (1483–1546 гг.) в тезисах «О человеке» («De homine», 1536 г.) отвергал возможность философского познания «сотворенного и падшего» Адама. Важным для христианина он считал осознание не того, что человек есть «разумное животное», но того, что он – грешник во всех своих делах, могущий на Бога лишь надеяться, и который нуждается в оправдании и оправдывается только верой. Человек для Лютера – это не animal rationale, но peccator in re (грешник на деле), iustus In spe (оправданный в надежде). В споре с Эразмом Роттердамским (1469–1536 гг.) в работе «О рабстве воли» Лютер решительно отверг свободу воли падшего человека. Согласно Кальвину (1509–1564 гг.), человек в грехе утратил способность не только делать добро, но и желать его, спасается не потому, что верит, но для того и получает дар веры, что избран к спасению. Человек предназначен быть «сосудом воли Божией», отказаться от собственной воли и позволить Богу творить в нем все из ничего. Кальвин настаивает на двойном предопределении: одних к спасению, других – к погибели. Ф. Меланхтон (1497–1560 гг.) смягчил отрицание свободы воли: свобода принадлежит изначальной сущности человека, когда таковая восстанавливается в определенном человеке, то восстанавливается и свобода нравственного действия, но эта свобода дается оправданием, а не является его предпосылкой. Некоторые исследователи Меланхтона признавали возможность человека содействовать спасению, что вызвало противодействие ревнителей лютеранства. Маттиас Флациус (1520–1575 гг.) даже выдвинул положение, что первородный грех является субстанцией человека. Этот тезис Флациуса отвергнут в «Формуле согласия». Настаивая на извращении первородным грехом человеческой природы, на оправдании одной только верой в Иисуса Христа, подчеркивая личное преобразование человека благодатью, его «рождение свыше», реформаторы способствовали усилению в протестантской теологической антропологии индивидуалистических тенденций, но, кроме того, и секуляризации человековедения, разведению богословской и философской антропологии.